Дом шелка. Мориарти

Он вывел меня в коридор – напротив оказалась столовая, под которую, кажется, было отведено целое крыло дома. На одном конце располагался помост для музыкантов, на другом – огромных размеров камин. Все расстояние между ними занимал длинный обеденный стол, где легко могло поместиться человек тридцать, и я явственно представил себе, как в безвозвратно ушедшие времена тут собиралась большая семья с друзьями, играла музыка, потрескивали поленья в камине, а слуги бесконечной чередой подносили и уносили все новые блюда. Но сегодня зала была пуста. Одинокий абажур отбрасывал пятно света на холодную нарезку, хлеб, бутылку вина. Видимо, нам с хозяином дома предстояло трапезничать вдвоем, и я занял свое место слегка подавленный, об аппетите не было и речи. Он сел в торец стола, ссутулившись и даже сгорбившись в кресле, явно не предназначенном для человека с такой нескладной фигурой.

– Меня часто посещало желание познакомиться с вами, доктор Ватсон, – заговорил хозяин дома, накладывая себе еду. – Вам будет приятно услышать, что я ваш большой поклонник и у меня есть все до одной ваши «Записки». – Он принес с собой журнал «Корнхилл мэгэзин» и раскрыл его на столе. – Я только что прочел ваш рассказ «Медные буки» – написано мастерски. – (Несмотря на причудливые обстоятельства этого вечера, я испытал некоторое удовлетворение, потому что сам был доволен тем, как закончилась эта история.) – Судьба мисс Вайолет Хантер не была мне особенно интересна, – продолжал он. – А Джефро Рукасл был скотиной, каких еще надо поискать. Девушка оказалась на диво легковерной – это меня поразило. Но, как всегда, больше всего меня захватило ваше описание господина Шерлока Холмса и его методов. Жаль, что вы не привели семь разных объяснений совершенного преступления, которые он вам изложил. Это позволило бы читателям лучше постичь суть истории. Но и так вы сделали достоянием общественности работу выдающегося ума, и мы вам за это благодарны. Вина?

– Спасибо.

Он разлил вино по бокалам, потом продолжил:

– Жаль, что Холмс не посвятил себя целиком правонарушениям подобного рода, а именно преступлениям бытового свойства, где мотивы могут быть самыми незначительными, а жертвами вообще можно пренебречь. Рукасла за его роль в этом деле даже не арестовали, хотя и сильно изуродовали.

– Самым жутким образом.

– Что ж, это само по себе достаточное наказание. А вот когда ваш друг нацеливает свое внимание на вещи более серьезные, на деловые предприятия, организованные людьми вроде меня, тут он преступает черту и становится бельмом на глазу. Опасаюсь, что недавно он совершил именно это, и, если будет упорствовать, нам, вполне возможно, придется встретиться, а такая встреча, смею вас заверить, совершенно не в его интересах.

В голосе его появились нотки, заставившие меня содрогнуться.

– Вы не сказали мне, кто вы, – заметил я. – Может быть, объясните, чем вы занимаетесь?

– Я математик, доктор Ватсон. Нимало не льстя себе, могу сказать: мою работу по биному Ньютона изучают в большинстве университетов Европы. А еще вы наверняка определили бы меня как преступника, хотя мне хочется думать, что преступление я превратил в науку. Сам я стараюсь не обагрять руки кровью. Это удел таких, как Андервуд. Можно сказать, что я – мастер абстрактного мышления. Ведь преступление, в наиболее чистой форме, – это абстракция, как музыка. Я делаю оркестровку. Остальные исполняют свои партии.

– Чего же вы хотите от меня? Зачем вы меня сюда привезли?

– Помимо удовольствия пообщаться с вами? Я хочу вам помочь. А если точнее – и я сам себе удивляюсь, произнося эти слова, – я хочу помочь господину Шерлоку Холмсу. Очень жаль, что он не обратил на меня внимания два месяца назад, когда я послал ему некий памятный подарок – приглашение изучить дело, из-за которого у него сейчас возникли такие неприятности. Наверное, мне следовало выразить свою мысль с большей определенностью.

– Что же вы ему послали? – спросил я, хотя уже знал ответ.

– Кусочек белой ленты.

– Вы связаны с «Домом шелка»!

– Не имею с ним ничего общего! – Впервые в его голосе зазвучали сердитые нотки. – Не огорчайте меня, пожалуйста, своими дурацкими умозаключениями. Оставьте их для ваших книг.

– Но что это такое, вы знаете.

– Я знаю все. Мне становится известно обо всех злодеяниях, крупных и мелких, какие происходят в Англии. У меня есть агенты во всех городах, на всех улицах. Они мои глаза. Которые никогда не мигают. – Я молчал, давая ему возможность продолжать, но он решил сменить курс. – Вы должны дать мне обещание, доктор Ватсон. Поклянитесь всем, что для вас свято, что никогда не расскажете Холмсу или кому-то еще об этой встрече. Никогда о ней не напишете. Никогда на нее не сошлетесь. Если вам станет известно мое имя, вы сделаете вид, что слышите его впервые в жизни и оно вам ни о чем не говорит.

– Откуда вы знаете, что я такое обещание сдержу?

– Потому что вы – человек слова.

– А если я откажусь?

Он вздохнул: