Так что Матт говорил, говорил и внезапно осознал восхитительную власть страшных историй: когда-то он сам слушал их с замиранием сердца, а теперь они потрясли Марию настолько, что девочка прямо-таки прилипла к нему.
— По ночам гуляют не только чупакабры,— солидно заявил Матт.— Еще есть Ла-Льорона[6].
Мария что-то прошептала. Ее лицо было прижато к его рубашке, так что он не разобрал слов.
— Ла-Льорона утопила своих детей, потому что поссорилась со своим дружком. А потом раскаялась и сама утопилась,— продолжал Матт.— Она пришла на небеса, и святой Петр закричал на нее: «Ты плохая женщина! Не приходи сюда без своих детей!» Тогда она пошла в ад, но дьявол захлопнул перед ней дверь. Так что теперь она ночами напролет бродит по свету. Никогда не присядет, никогда не спит. Только рыдает: «О-о! О-о! Где же мои дети?» Ее слышно, когда дует ветер. Она подходит к окну и стонет: «О-о! О-о! Где же мои дети?» И царапает стекло длинными ногтями...
— Перестань! — взвизгнула Мария.— Прекрати сейчас же! Слышишь?!
Матт замер. Что в его истории не так?! Он пересказал ее точь-в-точь как слышал от Селии...
— Ла-Льороны не бывает. Ты ее выдумал!
— Ничего я не выдумывал!
— А если и бывает, я о ней слышать не хочу! Матт коснулся лица Марии.
— Ты что, плачешь?
— Ничего я не плачу, идиойд несчастный! Просто не люблю плохих историй!
Матт ужаснулся. Он и не думал пугать Марию так сильно.
— Извини...
— Не извиню,— всхлипнула Мария.
— На окне решетка, через нее никто не пролезет,— сказал Матт.— А в доме полно народу.
— В коридоре нет ни души,— возразила Мария.— Если я выйду, меня сразу схватят чудища.
— Может, не схватят...
— Легко тебе говорить! Может, не схватят! Когда Эмилия увидит, что меня нет в кровати, мне влетит по первое число. Она наябедничает папе, и он заставит меня целый день учить таблицу умножения. И все из-за. тебя!
Матт не знал, что и сказать.
— Придется остаться здесь до утра,— заключила Мария.— Мне все равно влетит, но хотя бы чупакабра не сожрет. Подвинься!
Матт попытался освободить ей место. Кровать была очень узкая, и каждое движение причиняло боль. Он вжался в дальний угол. Руки и ноги мучительно заныли.
— Ты и вправду как кабан,— пожаловалась Мария.— У тебя одеяло есть?
— Нету,— ответил Матт.
— Погоди.
Мария соскочила с кровати и собрала газеты, которые Роза расстелила на полу.
— Можно обойтись и без одеял,— заметил Матт, когда она начала расстилать газеты на кровати.
— С ними будет не так страшно.— Мария юркнула под бумажные листы.— Вот так! Я всегда сплю с моей собачкой. Ты правда не кусаешься?
— Правда,— сказал Матт.
— Тогда все в порядке,— сказала она и придвинулась поближе.— Спокойной ночи.
А Матт лежал и думал о наказании, которое Мария получит за то, что принесла ему еду. Он не знал, что такое таблица умножения, но догадывался, что ничем хорошим она не пахнет. За короткое время произошло множество событий, и половины из них Матт не понимал. Почему сначала все старались помочь ему, а потом вышвырнули на газон? Почему свирепый дядька назвал его тварью? И почему Эмилия сказала Марии, что он — гадкое животное?
Все это как-то связано с тем, что он клон, и с надписью на ноге. Однажды Матт спросил Селию, что написано у него на подошве, и она ответила, что так делают с маленькими детьми, чтобы они не потерялись. Он думал, что такая надпись есть у всех. Но по поведению Стивена стало ясно, что далеко не у всех...
Мария во сне зашевелилась, вздохнула, взмахнула рукой — газеты соскользнули и засохшими листьями спланировали на пол,— и Матту пришлось вжаться в самый угол. Потом девочке, видимо, приснился кошмар. Она звала:
— Мама... Мама...
Матт попытался разбудить ее, но она только пихнула его кулаком.
При первых проблесках зари Матт заставил себя подняться. И чуть не вскрикнул от пронзительной боли в ногах. Болело куда сильнее, чем вчера вечером...
Он упал на четвереньки, взял ведро и пополз, стараясь не шуметь. Добрался до края кровати, туда, где Мария не могла его увидеть, и стал писать — как можно тише. Мария перевернулась на другой бок. Матт вздрогнул и опрокинул ведро. Пришлось собрать газеты, чтобы промокнуть разлитое. Закончив уборку, он без сил привалился к стене: руки и ноги болели невыносимо.
Дверь распахнулась.
— Гадкая девчонка! — заорала Роза. За ее спиной стайкой вертелись служанки, вытягивали шеи, пытаясь разглядеть, что делается в комнате.— Мы весь дом вверх дном перевернули, пока тебя искали! А ты, оказывается, все время была здесь, с этим мерзким клоном. Ну и влетит же тебе! Отец тебя сию минуту домой отправит!
Мария, жмурясь от яркого света, льющегося из коридора, села на кровати. Роза стащила ее на пол и поморщилась, глянув на жмущегося к стене Матта.
— Выходит, ты все-таки не приучен к дому, гаденыш,— прошипела она и брезгливо отпихнула ногой мокрые газеты.— Не понимаю, как Селия столько лет тебя терпела!
5
Тюрьма
Вечером, когда Роза принесла ужин, Матт спросил ее, когда вернется Мария.