Дом со звездной крышей

– Мне тоже, – резко оборвала его Кира. – Я слышу эту фразу десять раз на дню. Не говори ее, пожалуйста, больше никогда. Лучше знаешь, почитай мне. Там на столике книга. Кажется 56-ая страница. Язык еще помнишь?

Костя взял книгу. Она была на немецком. Мужчина снова тяжело вздохнул и стал читать вслух, почти не понимая смысл слов. Кира потянула одеяло вверх до подбородка, словно замерзла в душной комнате, закрыла глаза и вся превратилась в слух.

Костя учил немецкий в школе, но школьные знания давно забылись без практики. Он мог читать, но понимал лишь отдельные слова. Прошло не меньше получаса, прежде чем Константин понял, что читает Барона Мюнхгаузена.

«Странный выбор», – подумал он, однако продолжил читать. Текст, непонятные иностранные слова, – все это отвлекало от мыслей о Кире. В самом деле, довольно сложно читать книгу и рассматривать больную подругу. Да и говорить нужно только то, что написано, можно не подбирать банальные, нелепые и неуместные фразы, не соболезновать, не жалеть. Можно подумать, что Кира специально держит на столике в палате книгу, чтобы отвлекать посетителей от причитаний и ненужных разговоров.

Через некоторое время в палату вошел лечащий врач. Он объяснил, что у них с Кирой осмотр и бесцеремонно выставил Константина за дверь. Костя был ему за это страшно благодарен. Сил оставаться в палате больше не было.

Мужчина спустился вниз по лестнице, сел в машину, включил по громче музыку и выехал на шоссе. В голове творилось, что-то невообразимое, не поддающееся описанию: немецкие фразы из книги, слова Риты, Драгана и Киры, лица, эмоции, переживания, – все это смешалось в какую-то ужасную кашу. Казалось, если присмотреться ко всему этому получше, то можно сойти с ума. А потому Костя снова и снова усилием воли заглушал мысли и переживания и изо всех сил старался отвлечься на громкую музыку и знакомый пейзаж.

Глава 4. Отчаяние

Костя не ехал в какое-то конкретное место, он просто давил на газ, и машина летела по извилистому шоссе. Ему нужно было двигаться, чтобы отвлечься от своих мыслей. Но вскоре он увидел знакомые улицы и дома – впереди был Котор. Добравшись до крепостных ворот, мужчина припарковал машину, и вошел в старый город. Несколько часов он бродил по улицам среди знакомых стен и окон, и не мог поверить, что прошло девять месяцев, что так изменилась жизнь. В первую очередь для Киры.

Однако города редко обращают внимания на перемены в жизни людей, они неизменные продолжают стоять на том же месте. Костя оглядывался по сторонам: вот арка морских ворот, стоит, как ни в чем не бывало; вот отель, где в номере на втором этаже в прошлый раз останавливался Костя; вот длинная тяжелая портьера в окне бывшего Костиного номера, в нее заворачивалась обнаженная Кира, танцевала и пела Черногорские песни. Танцевала. Сейчас в это почти невозможно поверить. А вот дом без крыши, тот самый дом. Костя протянул руку и потрогал тяжелый амбарный замок. Дом был закрыт, вероятно, с того самого дня, как они были там в последний раз, поднимались по лестнице, ходили по мягкому цветочному ковру.

Костя вздрогнул. В памяти мгновенно возникло бледное лицо Киры, ее голос, слабая улыбка и безжизненные ноги под простыней. Он подумал, что она, возможно, больше никогда не сможет танцевать, ходить, подниматься и спускаться по лестницам, болтать босыми ногами в воде. Больше никогда в жизни не пойдет с ним на прогулку. НИКОГДА.

От одного этого слова страшная всепоглощающая тоска разлилась по телу, проникла глубоко в душу, вытянула все силы. Костя бы отдал сейчас все на свете, чтобы повернуть время вспять, вернуться на несколько недель назад и спасти Киру или никогда с ней не встречаться. Он бы отдал все, лишь бы не чувствовать этой безысходной, обреченной тоски. Тоски, которая забиралась ему под одежду и основательно устраивалась в груди, в сердце, стягивая его крепким железным обручем, не давая дышать, думать, вспоминать, не позволяя чувствовать хоть что-то кроме отчаяния.

Мужчина развернулся и пошел к воротам старого города. Идти было трудно, словно ноги прилипали к асфальту. С каждым шагом, с каждой тревожной мыслью, сил становилось все меньше.

С изумлением Костя открыл для себя, что обреченность и пустота страшнее резкой боли что физической, что душевной страшнее всего. Костя знал, что если сейчас отправится в номер отеля, то там останется один на один со своими чувствами, с этой пустотой. Но и в Которе оставаться он больше не мог. А потому час спустя, вернувшись в Херцог-Нови и припарковав машину, он зашел в ближайший бар и заказал бутылку дорогого виски.