Дом солдатской славы

На этот раз фашисты скапливались для атаки за длинным зданием военторга. Намерение врага мы разгадали сразу. Раньше фашисты атаковали нас с запада. Для того, чтобы вплотную подойти к нашему дому, им приходилось пересекать открытую площадь. Теперь фашисты изменили тактику. Они решили штурмовать нашу оборону с самого близкого расстояния. Здание военторга как раз и отвечало этой цели. Одной стороной он выходило на Республиканскую улицу и отделялось от нашего дома только стыком двух улиц. Вторым удобным пунктом для скопления гитлеровцев перед атакой был дом напротив нас, на Солнечной улице.

Я приказал перебросить основные огневые средства на такие позиции, чтобы держать под обстрелом стык Республиканской и Солнечной улиц, а также дом напротив. Тут я вспомнил бензохранилище неподалеку от здания: оттуда можно было просматривать и обстреливать Республиканскую улицу. При первой возможности решил обследовать его и использовать для огневой точки.

Для отражения вражеской атаки мы создали группу в составе Павлова, Рамазанова, Свирина и Воронова. Перед ними поставили задачу — в случае приближения фашистов к дому забросать и уничтожить прорвавшихся ручными гранатами. Старшим группы я назначил Павлова.

Со стороны Республиканской улицы и «молочного дома» били вражеские пулеметы. Через некоторое время западную (торцовую) стену начали обстреливать минометы. С каждой минутой огонь нарастал. Из-за сплошной стены разрывов и поднятой ими завесы пыли невозможно было разглядеть, что происходит впереди. Но мы знали, как только будет прекращен минометный огонь, фашисты пойдут на приступ. Прильнув к амбразурам, бойцы с волнением ждали решительную минуту. Спокойствие не покидало их даже в этом тревожном ожидании.

— Он, дурак, думал, что мы наверху будем сидеть, — говорил Глущенко. — Тильки покажись на вулице, побачишь, як мы стрелять начнем.

— А ведь если дом загорится, нам здесь не усидеть, — заметил Бахметьев. Ему было явно не по себе, он испуганно вздрагивал при каждом близком хлопке мины.

— А ты не думай об этом, — оборвал его Иващенко. — Надо не допустить, чтобы фрицы подожгли нас.

— Ну, а если начнем гореть, бежать нам некуда. Разве фашистов из военторга попросим, — добавил Свирин.

— Попробуй, попроси. Это не так-то просто, — возразил Дымба.

— Свирин и Иващенко правильно говорят, — вмешался Павлов. — Если придется бежать, так только вперед. Сзади для нас земли нет.

— Что вы ни говорите, хлопцы, а мне кажется, и отсюда живыми не выбраться, — опять заныл Бахметьев.

Это вывело из равновесия даже всегда спокойного и добродушного Глущенко.

— Паникер вы, товарищ Бахметьев, як подывлюсь вас. Чего вы смерти боитесь? То — «живы не будем», то «дом загорится»… Ты не на блинах у тещи, а на войне. Шоб не було, а с миста не сойдем — вот як треб русскому солдату казать.

Его горячо поддержал Воронов. Но в эту минуту из-за здания военторга взвилась зеленая ракета. Я хотел уже дать сигнал об открытии общего огня, но меня опередила очередь из автомата Черноголова, который первым увидел выбегающих на улицу гитлеровцев.

Навстречу фашистам дружно ударили наши пулеметы и автоматы. Попав в зону плотного огня, гитлеровцы метались и падали, подкошенные нашими выстрелами. Но живые робко ползли вперед.

— Вам не то что до Волги добраться — и двадцати, метров не пробежать, — проговорил Александров, спокойно, не торопясь, выбирая очередную мишень.

Подгоняемые офицерами вражеские автоматчики еще некоторое время продолжали лезть вперед, но потом, понеся потери, изменили план атаки: перебегая улицу, они стали накапливаться в здании напротив. Противник снова открыл огонь по западной и южной стенам дома.

Положение становилось угрожающим. Перебегут гитлеровцы через Солнечную улицу — и они уже в нашем доме. Я приказал Воронову выдвинуть станковый пулемет на лестничную клетку и держать под обстрелом улицу.

Нас осаждали теперь с двух сторон: с юга противник находился в тридцати-сорока метрах; с юго-запада ползла к дому другая группа гитлеровцев. От нас требовалась особая внимательность и бдительность. Гранатометчики уже стояли у окон первого этажа, держа наготове гранаты.

Стих, словно оборвался, минометный огонь, и фашисты высыпали на улицу. Они лезли, вперед, галдя:

— Рус, сдавайся, капут! Вольга — буль-буль!

А навстречу им летели гранаты, трещали, захлебываясь, пулеметы и автоматы.

— Вот тебе сдавайся! Вот тебе Волга! — кричал в азарте Воронов, посылая длинные очереди.

Гитлеровцы не добежали до нашего дома, отхлынули, и на улице осталось более тридцати трупов.

— Умылись хрицы, — ухмыльнулся Глущенко. — Вот тоби и буль-буль!

Воспользовавшись установившимся затишьем, мы вернулись в центральный подвал и снова взялись за трофейный пулемет. На этот раз он действовал безотказно. Я распорядился поставить его в западной стене, где был разбит угол дома.

Проходя по коридору второго этажа, я увидел в одной из комнат белье на веревке. Его вывесил здесь кто-то из гражданских. «Значит, ходят по дому, когда им это заблагорассудится. Непорядок», — подумал я и решил ограничить хождение жильцов по этажам.