Дом солдатской славы

— И как вы тут переносите такую тяжесть? — стирая с лица пот, спросил Мурзаев. — То бой, то вот это… занятие.

— А солдату скучно без работы, — посмеивался Свирин: ему все это было не в диковинку.

— Ненужная это, мне кажется, работа — копаться в земле. Только зря силы тратим, — продолжал Мурзаев.

Свирин аккуратно свернул «козью ножку» и выпустил струю дыма.

— Сначала некоторые у нас тоже так рассуждали. Конечно, когда долбишь эту землю, тяжело. Но если иначе взглянуть на это дело, то оно — ох, как необходимо. Допустим, в дом угодила бомба или снаряд. Пожар. Что нам делать? Бросать все и назад, к Волге? Фашисту ведь только этого и надо! А если будут эти подземные ходы, мы можем защищать дом и вне его. И людей сохраним, и задачу выполним.

— Тогда давай закруглять курить, а то кто-нибудь увидит и скажет: лодыри, работать не хотят!

— За перекур и отдых вас никто ругать не будет|

— Товарищ лейтенант, мы вас и не заметили, — поднимаясь, сказал Свирин.

— Я просто не хотел мешать вашему разговору

Такие беседы помогали новичкам понять многое, что происходило в нашем гарнизоне и стало для старожилов привычным. Прошло еще несколько дней напряженных боев. Слева, откуда больше всего донимали нас фашисты атаками, бойцы отдельного пульбата нашей дивизии взяли под обстрел часть площади. Теперь мы ощущали огневую поддержку своих подразделений.

В последующие два дня с утра до вечера гарнизон отбивал по нескольку вражеских атак. На третий день гитлеровцы решили, по-видимому, окончательно разделаться с нами. Они двинулись сразу с трех сторон.

Бой, как обычно, начался с ураганного артиллерийского и минометного обстрела. Укрываясь за развалинами, фашисты все теснее сжимали полукольцо. На Республиканской улице появились два танка. Они открыли сильный огонь по западной стене.

Как только брызнули кирпичные осколки от разрывов танковых снарядов, Рамазанов и Сабгайда нырнули в подземный ход. Через несколько минут из наружного подвала загремели выстрелы противотанкового ружья. Один танк задымил и пополз за дома, другой тоже скрылся.

Пока здание содрогалось от разрывов мин и снарядов, клубилось темное облако дыма и пыли, смешанное с осколками металла и кирпича, фашистская пехота вплотную подошла к огневому валу. И как только оборвался огонь, гитлеровцы сразу с трех сторон, с дикими криками: «Рус, сдавайся! Рус, капут!» — бросились атаку.

В тот день нас было всего шестнадцать человек, а гитлеровцев в десять раз больше. Да и боеприпасов в гарнизоне осталось мало, поэтому с первой минуты боя бойцы старались экономно расходовать запас патронов и гранат. Больше часа фашисты в бешеном порыве осаждали нашу маленькую «крепость». То там, то здесь они прорывались к стенам и окнам дома. Приходилось часто перебрасывать огневые средства и людей туда, где создавалось угрожающее положение.

У западной торцовой стены критический момент. С минуты на минуту оккупанты ворвутся в подъезд. Истекая кровью, здесь бесстрашно отстреливается из автомата тяжелораненый Александров. Рядом с ним стойко держатся Гридин, Рамазанов и Мурзаев. К ним на помощь поспевают Мосиашвили, Тургунов и младший лейтенант Чернышенко. В обнаглевших захватчиков летят лимонки, бьют автоматы. Воздух содрогается от тяжелых разрывов противотанковых гранат, их бросают в фашистов Рамазанов и Чернышенко. Враг не выдерживает губительного огня гвардейцев и отступает.

Теперь опасность возрастает с северной стороны. У окон отважно сражается другая группа наших товарищей. Среди них Глущенко, Хант, Шаповалов и Якименко. Тут же, привалившись плечом к стене, сидит тяжелораненый Сабгайда. Он, как и Александров, не покидает позицию и продолжает бой.

Уже отбито несколько атак, и снова перед окнами замаячили фигуры бегущих и ползущих оккупантов. А наш огонь слабеет. Павлов выпускает последний патрон, отбрасывает бесполезный автомат в сторону, швыряет гранаты в тех, кто осмелился подойти близко к дому. Его место у амбразуры занял Свирин, у него еще есть несколько патронов, и он бьет одиночными выстрелами. Умолкает трофейный пулемет Черноголова, теперь из наружного подвала изредка постреливает автомат. Кончились патроны и у станкачей-пулеметчиков. Воронов, Иващенко и Довженко бросают последние гранаты, в ход пошли и кирпичи.

С самого начала боя среди нас все время находились обе девушки — Нина и Наташа. Они перевязывали раненых бойцов и ползали на коленях по полу, ощупью отыскивали в темноте нечаянно оброненные патроны, чтобы и последний использовать по назначению.

Наступила решающая минута. Бойцы приготовились к рукопашной схватке. Они молча стояли на своих местах, и на их лицах я не видел растерянности. Взгляд каждого гвардейца выражал решимость бороться до конца. Эти солдаты — люди разных характеров, по-разному мечтавшие построить свою жизнь и сведенные теперь военной судьбой в одном доме, — готовы были умереть, но не отступить.