– В нем участвовал каждый из вас. Некоторые возражали против того плана, но не достаточно активно. Некоторые, наоборот, считали, что бомбу следовало активировать, когда она более-менее распространится среди роботов. Твоя позиция мне неизвестна. Это целиком на твоей совести.
– Стертые воспоминания… Есть шанс их восстановить?
– Человеческий мозг при всей своей простоте полон загадок. Его нельзя воспринимать как шкаф с ящиками, содержимое которых можно менять, как захочется.
– Знаю, – тихо отозвалась я. – Геспер, мне очень жаль, что мы так поступили. Нет, «жаль» мягко сказано. Только детей не наказывают за преступления их родителей.
– Вы детьми не были.
– После того как отформатировали себе память, мы практически стали детьми. Разве можно наказывать нас за то, что мы едва помним?
– Удивишься, если скажу, что согласен?
– Уже не знаю, что думать. Хочу поступить правильно, найти выход из тупика. Если для этого нужно сдаться машинному народу – пусть рассудят, виноваты мы или нет, – возможно, так и стоит сделать.
– В нынешней ситуации я бы не слишком полагался на машинный народ.
– А как насчет Каскада и Каденции?
– Я до сих пор не знаю, зачем их послали.
Мы с Геспером составили план действий и белыми коридорами двинулись к люку ковчега. С помощью приборов наблюдения уже было выяснено, что, после того как кончился воздух, большие устройства в отсек не проникали.
– Почему Каскад и Каденция еще не здесь? Странно, что они не караулят тебя.
– Рано или поздно они появятся. Сейчас, наверное, им важнее оторваться от погони. С этого момента не пускай на борт никого, кроме меня. Используй пароль, о котором мы условились.
– Дремлик и лебеда, – произнесла я, словно уже могла забыть.
Геспер кивнул:
– Помни, для Каскада и Каденции элементарно скопировать мою внешность и речь. Но они считают меня только Геспером, а не Геспером и Вальмиком. Если я назову пароль, но все равно буду тебе подозрителен, ищи во мне Вальмика. Это твой последний вариант защиты. Если не услышишь речь Вальмика, значит я не Геспер.
– Что мне тогда делать? Разве трудно им открыть люк и ворваться в ковчег?
– Здесь ничего посоветовать не могу, – отозвался золотой робот. – У тебя есть синтезатор.
– Хочешь сказать, что мне лучше совершить самоубийство?
– Если Каскад и Каденция хотят убить тебя, то как минимум один шанс уже упустили.
«К чему это он?» – подумала я, а вслух сказала:
– Они очень старались воспользоваться им, когда опорожняли отсек.
– Но ты уцелела. Подозреваю, что они хотели не убить тебя, а заблокировать в одном месте. Портулак, по-моему, им что-то от тебя нужно, какие-то сведения. Иначе почему ты до сих пор жива?
Я содрогнулась при мысли о допросе прекрасными роботами, белым и серебряным. На какие пытки они пойдут, чтобы добиться своего?
– Я ничего не знаю, – пролепетала я.
– Очень может быть, но важно лишь то, что думают Каскад и Каденция. – Геспер открыл дверь в переходный шлюз, готовясь выбраться в глубокий вакуум грузового отсека.
– Как ты будешь со мной разговаривать? В вакууме же ни звука не издашь.
– В шлюзе есть простой радиоретранслятор. При необходимости я с тобой свяжусь. До тех пор буду молчать – не хочу, чтобы Каскад с Каденцией меня выследили.
– Долго тебя не будет?
– Час или два, в зависимости от обстоятельств. Точнее не скажу.
– Идти лучше мне. Благодаря скафандру и знанию отсека…
– Быстрее меня ты все равно не управишься. Когда нужно, я ношусь как ветер.
Я погладила мускулы под броней его руки:
– Береги себя, Геспер.
– Обязательно, – отозвался он и через секунду добавил: – Портулак, мне стало легче. Я думал, ты возненавидишь меня за то, что пришлось рассказать.
– За расстрелом посланников меня прежде не замечали. Ты поступил правильно.
– А ты очень правильно реагируешь. Будем надеяться, другие Горечавки последуют твоему примеру.
Геспер исчез за дверью шлюза. Через стеклянную перегородку я наблюдала, как он мимикрирует: золотая кожа стала пепельной. Не думала, что роботы так легко меняются, хотя насчет Геспера удивляться уже не следовало. Пепельная фигура превратилась в размытый штрих – робот пулей вылетел из шлюза. Потом закрылся внешний люк, и на белом ковчеге я осталась наедине со своими переживаниями.
Лишь тогда меня осенило: я единственное биологическое существо на борту «Серебряных крыльев зари».
Часть седьмая