Дом там, где твое сердце

– Не забывайся, малышка, – вежливо предупредил её Марис. – Если 6ы я приложил руку к твоему столь щедрому, – голосом он подчеркнул владеющее им негодование, выразил насмешку и недоверие одновременно, – появлению здесь, ты бы это запомнила. А так… а что ты, собственно говоря, помнишь?

– Ничего, – мрачно буркнула Элиза. – Провал в памяти, пустота, вакуум. Что за чёрт меня дёрнул? Последнее, что осталось у меня в голове – я сижу в кресле с книгой стихов в руке… Свет, голубой, очень яркий… Душно… В голове так тяжело, я почти сплю… нет, я разговариваю, – её тщательно выщипанные брови озабоченно сдвинулись, – но с кем? Я говорю по-французски, – с немалым удивлением продолжала вспоминать она. – Значит, это не Рената, не люди из нашего лена. Может быть, ты? – Лиз с подозрением воззрилась на Мариса.

– Нет, – коротким ответом он не позволил развиться неправильной версии. Затем внёс рациональное предложение. – Если не можешь вспомнить, с кем говоришь, вспомни о чём.

– О Линете, – радостная улыбка осветила её лицо, – обо мне, – улыбка медленно угасла. – И о тебе. Странный треугольник. С кем это я так откровенна? Может, Рейхан…

– Ты пила только чай? – прервал её Марис. – Или, может быть, что-то покрепче?

– Другими словами, была ли я пьяна? – Лиз наморщила лоб, вспоминая. – Вряд ли. Если только кто-то не хватил меня по голове дубинкой, а потом влил внутрь спиртное.

– От тебя так не пахло, – мрачно отверг и эту гипотезу Марис.

– Я вспомнила! – испуганно пискнула Лиз. – Твой отец! Я говорила с Хусейном Лалие.

– Хорошая девочка, – похвалил Марис. – Теперь вспоминай – о чём.

– О том, как он тебя любит. Подумать только, дар богов! – презрительное фырканье. – Ты – и дар богов! У старика ум за разум заехал, если он…

– Можешь поблагодарить его за то, что с тобой случилось. Отец сделал мне тот подарок, о котором, по его мнению, я больше всего мечтал. Высшая справедливость, иншаллах! – он тонко улыбнулся. – Полагаю, теперь тебе всё-таки придётся стать моей женой.

– Из-за незначительного инцидента? – Элиза фыркнула. – Я лучше…

Марис больно схватил её за руку.

– Это не было "незначительным инцидентом". Мы занимались любовью. И уже в эту ночь ты могла понести моего ребёнка.

Элиза смогла в ответ только охнуть: такого она не предусмотрела.

– Что же мне делать? – растерянно пробормотала она.

Марис Стронберг этого дожидался – момента, когда она, вольно или невольно, перепоручит ему решение своей судьбы.

– Останешься со мной, – безапелляционно сообщил он. – Я не стану прикасаться к тебе, если ты этого не захочешь, но выждать необходимо. Если выяснится, что ты носишь моего ребёнка, путь один – замужество и материнство; если нет – ты свободна.

– Что значит "свободна"? – Лиз с подозрением уставилась в лицо Мариса, но глаза его были искренни и очень грустны.

– То и значит. Я своими руками открою перед тобой двери дома и навсегда исчезну из твоей жизни.

– У меня, похоже, нет выбора, Стронберг, – напряжённо выпрямившаяся маленькая женщина выглядела так одиноко посреди постели в халате, который был ей велик, что Марис с трудом подавил желание броситься к ней и утешить в своих объятиях. Он знал – это последнее место, где она могла бы успокоиться. И ограничился тем, что только, нежно касаясь её кожи пальцами, подвернул повыше рукава бархатного халата.

Лиз Линтрем помотала головой, то ли отказываясь от любой его помощи, то ли пытаясь справиться с комком в горле.

– Я не закончила. Возможно, ты предложил самый лучший из одинаково ужасных выходов. Я тоже не могу гарантировать, что не в тягости в результате этого кошмарного происшествия, поэтому пробуду с тобой месяц. Но даже если потом я смогу уйти к Андресу, слухи меня погубят. Все всё узнают очень скоро…

– Я понимаю это, – расхаживающий по комнате взад и вперёд Марис резко остановился, расставив ноги, перед постелью. На лице его была изображена непреклонная решимость. – И я слишком люблю тебя, чтобы подвергнуть такому испытанию. Мы уезжаем, – он нетерпеливо махнул рукой. – Иди и распорядись собрать все твои вещи. Ты уже не вернёшься сюда. Дом выполнил своё дело, и он продаётся. На все остальные вопросы я отвечу уже в дороге…

Она одиноко стояла посреди двора, похожая на угрожающе-прекрасную хищную птицу в своих развевающихся мехах. Из-под прозрачной голубой кисеи, укутавшей её лицо, были видны только сверкающие отчаянной решимостью чёрные глаза; руки растягивали и сжимали кожаную плеть для верховой езды. Она приехала сюда на лошади, в дамском седле, опасно свесив обе изящные ножки на одну сторону. Приехала в сопровождении мужчины, который был занят своими мыслями настолько, что почти не замечал красоты спутницы. Он был, к тому же, предупреждён заранее о запрете на телесные контакты: на левой его руке виднелся розовый след удара плетью – он заработал его, пытаясь доказать своё восхищение формой колен женщины.