Дом там, где твое сердце

Итак, любовь и проклятие его жизни тоскует по прежней Элизе Линтрем. Вольной крестьянке, которой не надо было опасаться его гнева или неудовольствия, зато волновали кровь тайные встречи и хулиганские выходки. Читать нотации о социальной ответственности глупо и бессмысленно, она ещё больше замкнётся, уйдёт в себя, а такое нервическое состояние не способствует беременности. Отчего она до сих пор не смогла понести? Он вроде бы честно исполнял свой долг, и Элиза не скрывала плотского удовольствия. Но мутно всё между ними, нет гармонии. Значит, просто не время, назначенное Аллахом… Будет ей приключение. Пусть девицу встряхнёт.

Ещё на рассвете слуги начали наполнять водой и протапливать бани, устроенные по турецкому образцу в подвальных помещениях. Хлопот было много, но и работал не один человек. Сам господин Лалие отдал распоряжения и после завтрака покинул дом, вернулся же после трёх часов, когда всё было готово. Показательно провёл рядом с собой через главный вход ладно сложенную женщину, чисто номинально прикрытую чёрным плащом. И вместе с ней уединился в банях.

Кошмарную новость Элизе принесла верная Белль. Женщина в ярости подскочила, едва уразумев, о чём, вся трепеща, толкует служанка. Любовницу? В дом? Нисколько не постыдившись?

– Что скажут люди, Белль?! Да мне плевать, что они скажут! Достаточно с меня чужого мнения, если уж Стронберг его не уважает!

С лицом, пунцовым от гнева, мадам топнула ногой. Белль, разумеется, не отважилась задавать уточняющие вопросы, но подумала, что господин был прав, Соторон-Беком по какой-то причине мадам называет именно его.

– Нет, ну каков мерзавец! – продолжала бушевать Лиз. – Запер меня сохранять видимость ради своего «общества», а сам… сам… Задушу негодяя!

Без помощи оторопевшей, забившейся в угол горничной она схватила в гардеробной домашнее платье из кисеи, начала натягивать через голову. Нетерпеливо повернулась спиной:

– Корсет зашнуруй! Да не туго, а то ещё чувств лишусь, когда буду убивать драгоценного супруга.

Белль охнула. Элиза рыкнула на неё.

– Да мечты это, только мечты! Пусть кувыркается с кем хочет, а меня отправит на родину. Я уверена, меня там ждут, – улыбка её замышлялась мечтательной. А вышла быстрой, нервной и жалкой.

– Нет, красить лицо ни к чему, волосы только заколи повыше.

Белль исполнила приказание, и Элиза отправилась в не знакомую ей ранее часть дворца. Строго говоря, банные территории от неё не скрывали и не запрещали туда вход, но роскошной ванной комнаты при апартаментах мужа Лиз хватало, туда были проведены трубы, перегоняющие воду и забирающие её – такого чуда Лиз доселе не видела и с детским удовольствием играла рычагами. Вода где-то нагревалась, лилась на голову уже тёплой, было это сродни волшебству. А слово «баня» звучало привычно, баня и у них в селении была – небольших размеров бревенчатый домик, где дровами топили печь, носили вёдрами воду и мылись голые мужчины и женщины целой толпой. Нет, Лиз определённо предпочитала уединение. И зачем Стронберг поволок свою любовницу в бани, неужели мало спален во дворце?

В подвальные помещения вела каменная лестница, устланная ковром, в начале её и в конце, у самой двери, на стене горели масляные светильники, стилизованные под факелы. По пути Лиз вооружилась метровой палкой, ею пользовались слуги, чтобы раздвигать портьеры, и теперь палка здорово мешала ей. Тяжёлая деревянная дверь, удивительно, была не заперта. Торопился, видать, горько усмехнулась Элиза. Позволив себе окунуться в вязкую боль мыслей о гладком, цвета осенних листьев теле Мариса, как его сейчас ласкает другая женщина, целует, обводит пальцами твёрдые мышцы воина, Лиз ударила плечом дверь. Та трудно, но поддалась, а женщина и не ощутила боли от травмы. Другая боль сжигала её. Непонятно почему, ведь изменял ей не Андрес. Если так больно от лжи Стронберга, от измены Андреса она бы, наверное, умерла. Счастье, что Андрес не такой. Андрес её дождётся.

Элиза оказалась в помещении, отделанном отражающей свет плиткой – мрамор, наверное? Пол устлан толстым ковром. Комната была небольшой, почти пустой и непонятного назначения, только мраморный же стол у стены и скамья. Здесь никого не было. Дверь в дальнем конце лишь притворена. Чуткий слух ревнующей женщины уловил смех и игривые взвизги, доносящиеся издалека.

«Ах, мерзавец», – подумалось вновь. Она не будет устраивать сцен, требовать возмещения или развода, пусть только обеспечит ей возвращение на родину. Скажет Андресу, что приехала к нему, не могла вынести разлуки. Сможет ли любимый простить, что не уберегла Элиза девичьей чести? Женщина вздохнула. Мужчины относятся к этому с щепетильностью, спасёт только любовь. Простит, если любит по-настоящему.

Визг снова, сильнее, будто за девушкой гнались, а та делала всё, чтобы догнали.

– Ах, ах! – вполголоса передразнила Элиза. Она не скрывалась, распахивая следующую дверь.