Дом тихой смерти (сборник)

— Пока хватит, не буду вас больше мучить, пан редактор. Продолжим разговор позже.

— Я знаю, что вы меня подозреваете, господин Бакс. Отчасти вы, может, в чем-то и правы, я действительно кое-что знаю, и мои сведения могли бы вам пригодиться, но прошу меня понять — есть вещи, которые никто не должен знать, вы понимаете — никто! Даже если мне грозит арест… Не исключено, что я вам сообщу эти сведения… ну, скажем, завтра, самое позднее — послезавтра. Хорошо?

— Что ж, за неимением лучшего, пусть будет послезавтра.

— Но вы же понимаете, что я не мог сам себя убить!

— Себя не могли, а вот тех женщин…

— Вы действительно думаете, что я способен был задушить тех женщин?!

— Пан редактор, мы решили продолжить наш разговор позже, вот и вернемся к нему потом. А теперь скажите, когда вы намерены приступить к отложенной партии?

— Я попрошу отложить ее на день, думаю, со мной согласятся, ведь у меня выигрышное положение… А вы опять за свое? Что вам дались эти шахматы? Для меня сейчас важнее всего Божена. Вы знаете, она обиделась на меня. Мне бы хотелось сказать ей пару слов наедине.

— Я оставлю вас вдвоем. Желаю вам быстрейшего выздоровления, пан редактор.

По дороге в пансионат Бакс на все лады прокручивал одну мысль: возможно ли, что, ударив его по голове, Милевский затем проглотил снотворное и разыграл комедию перед доктором Полтыкой? Нет, пожалуй, это невозможно, просто бы не успел. А значит, кто-то другой хотел убить детектива…

Боровский занимался хозяйственными делами, как всегда, спокойный, доброжелательный, готовый сделать все для удобства своих жильцов. При виде детектива он встал и обойдя, а вернее, обежав большой письменный стол, самолично приставил к нему кресло, на которое и усадил посетителя.

— Рад, очень рад вас видеть, дорогой пан Ковальский. Была, была милиция, а как же, я еще утром сообщил куда надо. Поручик поехал в больницу.

— А я как раз оттуда.

— Я и сам звонил в больницу, но мне не пожелали ничего сообщить. Так каково самочувствие нашего дорогого редактора? И что с ним случилось? Доктор Полтыка что-то говорил об отравлении.

— Пан Милевский действительно отравился, выпив больше снотворного, чем полагалось, но уже все в порядке.

— Слава богу! Ох, извините, вы наверняка неверующий, да и я, признаться, тоже. А почему вы были в больнице? Вы очень интересуетесь этим делом?

— Ну… как сказать…

— Да нет, вы не подумайте, я просто так спросил. Я дорого бы дал за то, чтобы знать, кто же преступник. Такой позор для моего пансионата! Может, глоточек спиртного?

— Нет, спасибо, для спиртного слишком рано. А вы правы, меня действительно интересует эта история. Я уже о многом догадываюсь и подумываю, не сообщить ли о своих догадках в милицию.

— Что вы говорите! Это чрезвычайно интересно, пан Ковальский. Если я могу вам чем-то помочь…

— Можете. В том, что касается Марии Решель.

Владелец пансионата непроизвольно сдвинул брови, но тут же спохватился и натянул на лицо привычную маску.

— Да? И что бы вы хотели узнать?

— У вас остались какие-нибудь бумаги этой женщины? Документы?

— Остались, а как же, я все храню в своем сейфе. Тогда я их показывал поручику Вятеру, а потом спрятал в сейф, чтобы не пропали. И ее паспорт, и сберкнижку, мне ее вернули. Хотите взглянуть?

Он встал, открыл сейф, вынул из него картонную коробку и подал Баксу. Бакс раскрыл коробку. Сверху лежала сберкнижка.

— Разрешите посмотреть?

— Разумеется, я знаю, вы хотите помочь милиции, тем более, что ваш знакомый работает в воеводском управлении МВД. Я и сам, знаете, всегда готов помочь нашей милиции. Бедная пани Мария! Столько лет она у меня проработала, и вот…

Не такая уж она была бедная. На ее сберкнижке числилось девяносто три тысячи злотых. Бакс стал внимательно просматривать последние записи сберкассы. Вот! Сорок тысяч злотых взято в прошлом году, восемнадцатого августа. Потом только поступления — небольшие, по две тысячи злотых, по тысяче, даже меньше. Довольно часто вносила пани Мария вклады Видимо, кроме зарплаты, выплачиваемой паном Боровским, у Марии Решель были и другие доходы Что бы это могло быть? Небольшие торговые сделки? Со скандинавами? Постой, еще раньше она должна была снять еще раз крупную сумму. Ага, вот. Тридцать тысяч, все правильно. Зачем она снимала деньги? Хотела сделать крупную покупку? Об этом ничего не известно. Нет, пожалуй, брала деньги для того, чтобы их кому-то одолжить, иначе куда могла деть их?

— Пани Решель в прошлом году сняла со своей книжки семьдесят тысяч. Вы не знаете, для чего?

— Ах, вы совершенно правы. Я позволил себе заглянуть в ее сберкнижку, знаю, что не положено, но такое, знаете ли, человеческое любопытство. И я все удивлялся, для чего ей понадобились эти деньги?

— Ну а что вы думаете по этому поводу? Ведь вы ее знали столько лет. На что ей могли понадобиться эти деньги?