Дом толерантности

Обессиленная Ольга Владимировна уже не желала разговаривать с чиновником, достала запиханную под стул сумку, заерзала ногами, а Хамид Нухажиев упорно гнул свою линию. Настойчивой, активной позицией, выдавливая из себя иногда снисходительное сочувствие и излишнюю вежливость, он заставлял ерзать на стуле даже Николая Степановича, старательно следящего за спором, и редко подававшего голос возражения.

Перечисление председателем Товарищества собственников жилья денежных трат на ремонт и коммунальные услуги звучало не убедительно, а сами траты выглядели весьма неоправданными… Хамид Нухажиев четко оглашал договора подрядчиков и декларировал, куда ушли деньги жильцов дома… На ремонт крыши, мытье подъездов, помощь инспекторам водоканала, замену труб, разнос квитанций по почтовым ящикам, отправление документов в налоговую инспекцию…

– Мы каждый месяц вносили платежи, – негодовала Ольга Владимировна. – У меня сохранены все счета на оплату коммунальных услуг. А где ваши расчеты, где обоснованность цен?… Вы ремонтировали неведомое…

Женский крик в здании ТСЖ перебивала нарочито громкая музыка. И чем яростнее сопротивлялась Ольга Владимировна несправедливым выпадам Хамида Нухажиева, тем дерзновеннее и оживленнее становились звуки музыки. Секретарша с оголенными до плеч руками, игривой улыбкой то и дело заглядывала в кабинет, изумленно осматривала всех присутствующих и удалялась восвояси.

Ольга Владимировна забыла, что когда-то была стеснительной, а муж вообще поругивал ее за нерешительность… В разговоре с председателем ТСЖ она нечаянно обронила фразу: «Действия руководства ТСЖ – грабительские, а ваша личная цель – выжить нас из дома, отнять квартиру…». И когда визит подошел к концу, спор никакого положительного результата не дал, она повторила эту фразу еще раз. А Хамид Нухажиев, не сдержавшись, в сердцах выкрикнул то, о чем Анзор Мамедов уже говорил Николаю Степановичу:

– Вам ничего не остается делать, как продать квартиру дочери, вашей Елизаветы Николаевны… Тогда вы можете рассчитаться с нами. Учтите, суд будет не на вашей стороне, суд нас поддержит. Вы должны нам, повторяю, 143 тысячи…

В семье Мазаевых наступили мрачные дни.

Привычные разговоры за легким вечерним ужином о многообещающей поездке Маши в праздничную Болгарию, о предстоящей веселой свадьбе Лизы и Валерия перешли в плоскость одного спора: где найти деньги для расчета с ТСЖ и почему жильцы дома, ставшие все враз должниками, не возмущаются грабительскими ценами? Одна старушка во дворе поругалась, что у нее пенсия всего лишь двенадцать тысяч рублей, а за квартиру за месяц с нее требуют аж пятьдесят тысяч. Однако горькие, сердитые слова так и остались словами.

Характер Лизы стал резко меняться. Еще недавно расставшись с одиночеством, вся она светилась жизнелюбием, ожиданием нового семейного благополучия, а теперь в нее вселились раздражительность, сумрачность… Только что она глядела в глаза будущему мужу изумленно и радостно, а теперь ее взор потух, стал задумчив и грустен.

Неожиданно для всех помрачнел Николай Степанович. Он утратил всякий интерес к поездке в Америку.

Из деревни от деда Матвея пришел денежный перевод. Он прислал двадцать тысяч рублей в счет погашения долга за Лизину квартиру. Сообщил, что удачно продал несколько банок липового меда.

«Все образуется!» – заботливо-жалостным голосом успокаивала всех угрюмых спорщиков Ольга Владимировна. Хотя у самой на сердце кошки скреблись.

В день, когда почта принесла повестку в суд, семья Мазаевых собралась за ужином обсуждать дату назначения Лизиной свадьбы.

Бумажка с безрадостной вестью прошла через руки каждого молодого и взрослого и задержалась в руках хозяина квартиры. Последние дни Николай Степанович плохо спал. Он смотрел с красными от злости глазами на повестку и с затаенным ужасом тихо спрашивал сам себя:

– Неужели вот так все просто: липовыми платежами выдавливают жильцов из квартиры за долги?!

На дворе вдруг поднялся ветер… В открытую форточку послышалось, как он завыл зловещей мелодией, тяжело ударяясь в звенящие стекла. Ольге Владимировне эти завывания потревожили память, напомнили о том дне, когда она побывала в шумной конторе Товарищества собственников жилья, – точно такие же звуки она слышала там.

На тревожный телефонный звонок о помощи тотчас откликнулся друг семьи Алексей Константинович. Он примчался вместе с супругой.

Все вечерние часы ушли на поиск выхода из беспросветной ситуации.

– Помочь нам может только суд, – растерянно заявил Николай Степанович, поразмыслив над разными лихими предложениями, и, повторив, глядя на собравшихся за столом опять ту же мысль: – Без судебного разбирательства бесшабашного Анзора не остановить.

– Я завтра же отнесу встречное заявление в суд, – испуганно отозвалась Лиза и усердно зазвенела посудой, то и дело подкрепляя себя крепким чаем.

– В отличие от вас я был в наших знаменитых судах. Вот где моя душа более всего возмущалась несправедливостью, – сказал равнодушно Алексей Константинович. – Я навечно вынес вердикт: никогда не ходить за правдой в продажный суд.