Дом Цепей

Каламу казалось: маловероятно, чтобы богиня Вихря могла ощутить его присутствие, ведь он не упускал возможности идти сквозь тени. И он хорошо знал, что в известном смысле ночь — не более чем тень. Если хорошо прятаться днём, есть надежда добраться до лагеря Ша’ик незамеченным.

Закинув мешок за спину, он двинулся в путь. Носившаяся в воздухе пыль почти закрывала звёзды. Несмотря на дикий и запущенный вид, Рараку была испещрена множеством троп. Многие вели к ложным или отравленным ручьям; иные — к верной смерти в песчаных пустошах. Из-под путаницы следов и старых клановых захоронений порой выглядывали остатки береговых дорог, уходящих на вершины гребней, бывших когда-то цепочкой островов вдоль обширного мелководного побережья.

Калам размеренным шагом двигался через унылый каменный пейзаж мимо полудюжины корабельных остовов. Окаменевшее дерево в сумраке напоминало серые кости, разбросанные по потрескавшейся земле. Вихрь поднял в воздух полотнище песков, обнажив древнюю историю Рараку, останки давно забытых цивилизаций, поглощённых тьмой прошедших тысячелетий. Было в этом что-то тревожное, словно шёпот из кошмаров, отравлявших его сны.

И эта проклятая песня.

Убийца шёл, и под ногами у него трещали кости морских обитателей. Воздух был неестественно неподвижен, не тронут и дуновением ветерка. Через две сотни шагов дорога вновь пошла в гору, карабкаясь на древнюю раскрошившуюся насыпь. Калам глянул вверх на гребень и застыл. Пригнувшись, он схватился за рукояти своих длинных ножей.

По насыпи двигался отряд солдат. Опущенные забрала шлемов, мерцающие в сумраке пики. Многие тащили раненых товарищей.

Калам насчитал около шести сотен. В середине колонны реял штандарт. На верхушке древка красовалась человеческая грудная клетка, рёбра были перевязаны двумя кожаными ремнями с притороченными черепами. Ниже по древку до самых бледных рук знаменосца были приторочены рога.

Солдаты маршировали в полной тишине.

Худов дух. Это призраки!

Убийца медленно распрямился. Шагнул вперёд. Он поднимался по склону, пока не остановился на обочине, словно зевака, наблюдая за марширующей мимо армией — так близко, что мог бы коснуться их рукой, будь они из плоти и крови.

— Он вышел из моря.

Калам вздрогнул. Язык был ему незнаком, но он понимал слова. Взгляд назад — пройденная им пустошь превратилась в водную гладь. Пять низко сидящих в воде кораблей уходили на вёслах от берега, три были охвачены огнём, за ними тянулся след из пепла и обломков. Из двух оставшихся один быстро тонул, второй же казался безжизненным — на палубе и снастях валялись тела.

— Солдат.

— Убийца.

— Слишком много призраков на этой дороге, друзья. Неужто мало нам проклятий?

— О да, Дессимбелакис бросает на нас бесчисленные легионы. И скольких бы мы ни уложили, Первый Император присылает ещё.

— Нет уж, Куллсан. Пятерых из Семи Защитников больше нет. Разве это ничего не значит? А теперь, когда мы изгнали самого чёрного зверя, шестому уже не оправиться.

— Интересно, мы и вправду изгнали его из этого мира?

— Если Безымянные говорят правду, то да…

— Меня смущает твой вопрос, Куллсан. Разве мы не уходим из города? Разве не одержали мы победу?

Чем дальше солдаты уходили, тем слабее доносился до него разговор, но Калам ещё услышал неуверенный ответ Куллсана: «Отчего тогда наш путь заполонили призраки, Эретал?»

«Что ещё интересней, — прибавил про себя Калам, — почему они заполонили мой?»

Он дождался, пока последние воины пройдут мимо, затем двинулся вперёд по древней дороге.

Чтобы увидеть на противоположной стороне сухощавую высокую фигуру в выцветшем оранжевом балахоне. Чёрные провалы на месте глаз. Призрак опирался на резной спиральный костяной посох так, словно лишь на нём и держался.

— Прислушайся к ним, призрак из будущего, — прохрипело существо, поднимая голову.

Теперь Калам услышал. Призрачные солдаты начали петь.

Пот катился по тёмной коже убийцы. Я уже слышал когда-то эту песню… или нет… что-то похожее. Подобие…

— Во имя бездны… Ты, таннойский духовидец, объясни…

— «Духовидец»? Таким именем меня нарекут? Это почётное звание? Или признание проклятия?

— О чём ты, жрец?

— Я не жрец. Я танно, одиннадцатый и последний сенешаль Йарагхатана, изгнанный Первым Императором за изменнический союз с Безымянными. Знаешь, что он желал сделать? Мог ли кто-то из нас догадаться? Разумеется, Семь Защитников — но и более того, о, куда более… — Медленным шагами призрак вышел на дорогу и побрёл вслед за колонной. — Я дал им песнь, чтобы отметить их последнюю битву, — прохрипел он. — Я дал им хотя бы это.