Дом Цепей

— Отлично. Мне нравится такая ритуальная клятва. Звучит так, будто дана всерьёз.

— Она и дана всерьёз. И не насмехайся надо мной, иначе я убью тебя после того, как освобожу.

— Ага, вот теперь я разобрал и формальное предостережение. Придётся, видимо, вытянуть из тебя ещё одну клятву, увы…

Теблор нетерпеливо заворчал, затем расслабился и проговорил:

— Я, Карса Орлонг, не убью тебя, когда освобожу, если не дашь мне на то причины.

— Уточни природу таковой причины?

— Все даруджийцы похожи на тебя?

— Не нужно полный список. «Причиной» назовут, к примеру, покушение на убийство, предательство и, разумеется, насмешки. Ещё что-нибудь?

— Слишком много болтать.

— Хм, а вот здесь мы попадаем в очень смутные, очень тонкие оттенки серого, тебе не кажется? Это ведь вопрос культурных различий…

— Думаю, Даруджистан станет первым городом, который я покорю…

— Что-то мне подсказывает, что малазанцы доберутся туда раньше. Но учти, мой прекрасный город ещё никто ни разу не покорил, хотя Совет всегда жалеет денег на содержание регулярной армии. Боги не просто пекутся о безопасности Даруджистана, они, похоже, пьют в его тавернах! В любом случае… о, тс-с-с, кто-то идёт.

Приблизились шаги, затем из-под полуприкрытых век Карса разглядел, как в повозку забрался сержант Шнур и смерил Торвальда Нома долгим взглядом.

— Нет, положительно на Когтя ты не похож… — наконец проговорил малазанец. — Но, может, в том-то всё и дело.

— Возможно.

Голова Шнура начала поворачиваться к теблору, и Карса зажмурился.

— Он уже приходил в себя?

— Дважды. Только слюни пускал и скулил, как животное. Полагаю, ты ему мозги повредил, если они у него вообще были, конечно.

Шнур хмыкнул:

— Глядишь, так и лучше будет, если только он у нас на руках не помрёт. Так, о чём это я?

— Торвальд Ном, Коготь.

— Да. Точно. Даже если и так, мы с тобой будем обращаться как с разбойником — пока не докажешь обратного, — и ты отправишься на отатараловые рудники вместе со всеми остальными. Так что если ты вправду Коготь, лучше скажи об этом прежде, чем мы покинем Генабарис.

— Если, конечно, — улыбнулся Торвальд, — моё задание не требует, чтобы я под прикрытием оказался среди заключённых на отатараловых рудниках.

Шнур нахмурился, прошипел проклятье, а затем спрыгнул за борт повозки. Оба пленника услышали его крик:

— Заводите этот треклятый фургон на паром! Живо!

Волы заревели, и колёса вдруг пришли в движение.

Торвальд Ном вздохнул, прислонился головой к стенке и прикрыл глаза.

— В опасную игру ты играешь, — пробормотал Карса.

Даруджиец приоткрыл один глаз:

— Игру, теблор? Может, и так, но точно не в ту, о которой ты думаешь.

Карса зарычал от возмущения.

— Не спеши так легко отмахиваться от…

— Уже отмахнулся, — отрезал воин, когда волы повлекли повозку по деревянным мосткам вверх. — Причинами будут считаться «покушение на убийство, предательство, насмешки и принадлежность к этим Когтям».

— А «слишком много болтать»?

— Видно, эту кару мне придётся снести.

Торвальд медленно поднял голову, затем ухмыльнулся:

— По рукам!

Как ни странно, именно необходимость постоянно поддерживать иллюзию безумия больше всего помогла Карсе сохранить разум. Тянулись дни, недели, а он всё лежал на спине, прикованный к днищу телеги, — такой пытки теблор даже вообразить себе не мог. По всему телу ползали паразиты, язвили кожу укусами, которые затем непрестанно зудели. Карса знал о крупных зверях дальних лесов, которых сводили с ума чёрные мухи и мошкара, но лишь теперь понял, как такое могло произойти.

Каждый вечер его окатывали из вёдер ледяной водой, а потом возница, дряхлый, вонючий натиец, присаживался на корточки рядом с головой теблора и кормил каким-то густым, зернистым варевом из закопченного железного котелка. Старик брал большую деревянную ложку и заливал обжигающую злаковую кашу с жилистым мясом в рот Карсе — волдыри покрыли губы, язык и внутреннюю поверхность щёк теблора, и кормили его слишком часто, чтобы язвы успели исцелиться.

Кормления превратились в мучение. В конце концов Торвальду Ному удалось уговорить возницу доверить ему это задание, и даруджиец начал следить, чтобы варево достаточно остыло, прежде чем заливать его в рот Карсе. За несколько дней волдыри сошли.

Теблор пытался удерживать мускулы в тонусе: каждый вечер после заката он долго напрягал и вновь расслаблял все мышцы. Однако суставы нещадно болели от вынужденной неподвижности, и с этим теблор ничего не мог поделать.

Временами, когда воля его слабела, мысли Карсы возвращались к демонице, которую освободили уриды. Эта женщина, форкассал, провела невообразимо долгое время под огромным камнем. Сумела даже добиться некоторой свободы движения, сохраняла определённое чувство продвижения, когда прорывала, выцарапывала в камне борозды. И всё равно Карса не мог понять, как демоница ухитрилась противостоять безумию и смерти, к которой неизбежно вело сумасшествие.