Расстояния, казалось, потеряли для Карсы Орлонга значение. Ущерб нес его без усилий. Нужны в седле не было, ведь одного обернутого вокруг шеи ремня было достаточно для управления жеребцом.
Не стал Теблор и стреножить коня на ночь, пустив свободно бродить по тянущимся во все стороны травяным просторам.
Северная часть одхана сужалась между извивами двух больших рек — Угарата и другой, то ли Мерсина, то ли Таласа. Гребенка холмов шла с севера на юг, разделяя реки; вершины холмов и склоны за тысячи лет плотно вытоптали мигрирующие бхедрины. Однако стада пропали, хотя кости еще встречались там, где их бросили хищники и охотники; земли по временам использовались как пастбища, а люди появлялись тут нечасто, только в сезон дождей.
За неделю, пересекая холмы, Карса видел лишь следы пастушеских стоянок и редкие знаки-пирамидки; траву щипали лишь антилопы и большие олени, что питались ночами, а днями отсыпались в ложбинах, среди густой желтой травы. Они легко пугались и мчались прямо на Карсу, так что недостатка в еде он не испытывал.
Река Мерсин оказалась мелкой, почти пересохшей в разгар сухого сезона. Переехав, он свернул на северо-восток, вдоль дорог, что шли по южным склонам Таласских гор, и на восток, к городу Лато Ревэ на самой границе Святой Пустыни.
Он пересек тракт ночью, избегая встреч с людьми, и на заре въехал в Рараку.
Его подгоняло некое неотвязное беспокойство. Объяснить причину тревоги разум не мог, но он не сомневался в ее важности. Уже давно он покинул Рараку и хотя битва вряд ли случилась, он ощущал: она неминуема.
Карсе хотелось быть там. Не чтобы убивать малазан, но чтобы защищать спину Леомена. Но он отлично знал: истина мрачнее. Битва станет днем хаоса, а Карса желает добавить хаоса. «Ша'ик она или не Ша'ик, но в лагере есть те, что заслужили лишь смерть. И я принесу смерть». Ему не хотелось придумывать список поводов, нанесенных обид, явных небрежений и свершенных преступлений. Слишком долго он был равнодушным к слишком многому. Обуздал величайшие силы духа, среди них и потребность судить и вершить приговор на манер истинного Теблора.
«Достаточно я терпел обманщиков и злодеев. Ныне мой меч ответит им».
Воину-Тоблакаю было еще менее интересно создавать список имен, ведь имена сродни клятвам, а он дал слишком много клятв. Нет, он будет убивать по прихоти.
Он так ждал возвращения.
«Хотелось бы вернуться вовремя».
Спускаясь по склонам к Святой Пустыне, Карса с облегчением увидел далеко на севере и востоке красный гребень гнева, стену Вихря. Итак, всего один день.
Он улыбнулся далекой ярости, ибо отлично ее понимал. Связана — скована — так долго… Богиня скоро изольет свой гнев. Он чувствовал ее голод так же отчетливо, как две души в мече. Кровь оленей слишком жидка.
Карса остановил Ущерба у старой стоянки около соляного озера. Склоны позади станут последним источником пищи для коня по эту сторону Вихря, и он потратил время, собирая тюк травы в запас, наливая воду в мехи из недалекого источника.
Затем развел огонь, используя последний сухой помет бхедринов Джаг Одхана — что делал редко — и, поужинав, развязал мешок, впервые достав останки Т'лан Имассы.
— Не терпится от меня избавиться? — сказала Сибалле сухим, скрипучим голосом.
Он хмыкнул, глядя на тварь сверху вниз. — Мы заехали далеко, Ненайденная. Давно я тебя не видел.
— Почему же решил увидеть именно сейчас, Карса Орлонг?
— Не знаю. Уже сам пожалел.
— Я видела сквозь мешковину солнечный свет. Лучше, чем темнота.
— С чего бы мне интересоваться твоими вкусами?
— Потому, Карса Орлонг, что мы в одном Доме. Доме Цепей. Наш хозяин…
— У меня нет хозяина, — зарычал Карса.
— Ему бы понравилось, — заверила Сибалле. — Увечный Бог не ждет, чтобы ты вставал на колени. Не отдает приказаний Смертному Мечу, своему Рыцарю Цепей — вот кто ты, вот роль, для которой ты создан с самого начала.
— Я не в твоем Доме Цепей, Тлан Имасса. Я не приму очередного ложного бога.
— Он не ложный, Карса Орлонг.
— Ложный как ты, — оскалился воин. — Пусть предстанет, и за меня заговорит мой меч. Ты сказала, я был создан для роли. За многое ему придется дать ответ.
— Боги сковали его.
— О чем ты?
— Они сковали его, Карса Орлонг, приковали к мертвой земле. Он сломлен. В вечной боли. Истерзанный пленом, он отныне ведает лишь страдания.
— Тогда я сломаю его цепи…
— Рада слышать…
— … и убью.
Карса ухватил изувеченную Имассу за единственную руку и запихал в мешок. Встал.
Впереди великие задачи. Эта мысль приносит удовлетворение.
«Дом — еще одна тюрьма. А с меня достаточно тюрем. Постройте вокруг стены, и я их разрушу.
Сомневайся в моих словах, Увечный, и пожалеешь…»
Глава 22