Дом Цепей (ЛП)

У них мало времени, не говоря уже о пище и воде. Рараку — враждебная страна, она презирает все живое, дерзнувшее ею интересоваться. Не святая, а проклятая. Пожирательница грез, разрушительница дерзаний. Почему бы нет? Это же чертова пустыня.

Карабкаясь по валунам и остаткам плит мостовой, они влезли на гребень холма.

— Мы близко, — сказал, щурясь, Жемчуг. — За той высокой террасой мы увидим оазис.

— И что тогда? — спросила Лостара, отряхивая пыль с истрепанной одежды.

— Ну, было бы упущением не воспользоваться выгодной позицией — я могу прокрасться в лагерь и причинить некие неприятности. К тому же один из следов, по которому я иду, ведет в сердце армии мятежников.

Крючки. Хозяин возрожденного культа. — Ты так уверен?

Он кивнул и пошевелил плечом. — На достаточном основании. Я пришел к убеждению, что мятеж извращен весьма давно, возможно, с самого начала. Что такая цель, как «борьба за независимость Семи Городов», была вовсе не главной и вскоре тайные мотивы будут проявлены.

— Ты не можешь допустить, чтобы эти проявления обошлись без твоего присутствия.

Он оглянулся: — Милая моя, не забывай — я агент Малазанской империи. У меня есть известные обязанности…

Ее глаза выхватили лежащий среди камней предмет — мгновенное узнавание, и она торопливо отвела глаза. Внимательно изучила мутное небо. — Тебе не кажется, что внезапное появление может помешать выполнению иных заданий нашими людьми в лагере мятежников? Императрица не знает, что мы здесь. Сама Адъюнкт, вероятно, считает, что мы далеко…

— Я не чураюсь ролей на подхвате…

Лостара фыркнула.

— Ну, — поправился он, — такая роль не всегда презренна. Я смогу пережить…

«Лжец». Она опустилась на колено, поправив перекосившуюся защитную пластину голени. — Мы, пожалуй, сможем дойти до той террасы к закату.

— Согласен.

Она выпрямилась.

Склон, по которому они спускались, был усыпан камнями. Почву застилали трупики бесчисленных животных пустыни, которых засосало в Вихрь — они умирали в буре, но оставались кружиться вместе с ней и лишь по внезапной кончине вихря вернулись на землю. Твари сыпались дождем весь день, их оболочки трещали и звенели по сторонам, отскакивали от шлема и падали на плечи. Ризаны, плащовки и прочие крошечные создания, хотя иногда о землю ударялось что-то покрупнее. Лостара порадовалась, когда «дождь» наконец кончился.

— Вихрь не был дружелюбен к Рараку, — заметил Жемчуг, пинком отбрасывая труп детеныша бхок'арала.

— Если считать, что пустыне не все равно — а ей все равно, и я сомневаюсь, что в долгой перспективе все это имеет значение. Жизнь страны гораздо длиннее всего, с чем мы привыкли иметь дело, и куда обширнее жизней несчастных тварей. К тому же Рараку уже почти мертва.

— Видимость обманчива. Милая, в Святой Пустыне есть глубочайшие духи. Схоронившиеся в камне…

— И жизнь над камнями, и над песками тоже, — заверила его Лостара, — ничего не значит для духов. Ты дурак, если думал иначе.

— Я был дураком, думая слишком о многом, — буркнул Коготь.

— Не жди, что я возражу.

— Даже на ум не приходило, Лостара. Но тем не менее советую тебе взращивать здравое уважение к тайнам Рараку. Слишком легко обмануться кажущейся пустотой и отсутствием жизни.

— Как мы уже успели убедиться.

Он наморщил лоб, вздохнул. — Сожалею, что ты видишь… вещи в таком разрезе, и могу лишь заключить, что ты находишь особое удовольствие в ссорах, и если ссоры нет — нет даже повода — ты его создаешь.

— Слишком много думаешь, Жемчуг. Самый раздражающий из твоих пороков… а если учесть размах и количество твоих пороков, этим многое сказано. Похоже, настало время дать совет. Вот он: отныне не думай вообще.

— И как мне этого достичь? Следуя твоему примеру, может быть?

— Я думаю ни слишком много, ни слишком мало. Я совершенно уравновешена — вот что ты находишь столь привлекательным. Так бабочек тянет к огню.

— Значит, мне грозит быть сожженным?

— До черной сухой корки.

— Итак, ты отгоняешь меня ради моего же блага. Некий жест сочувствия.

— Огни ни тянут, ни отталкивают. Они просто существуют, без сочувствия, равнодушные к суицидальным устремлениям летучих жуков. Еще один из пороков, Жемчуг. Присваиваешь эмоции тому, в чем их нет.

— Могу поклясться, эмоции были — две ночи назад…

— Да, огонь пылает яростно, если есть топливо…

— И наутро остается лишь холодный пепел.

— Теперь ты начал понимать. Разумеется, ты увидишь в моих словах поощрение и станешь думать дальше. Но это лишь трата времени, так что советую оставить всякие усилия. Радуйся отсвету, Жемчуг.

— Понимаю… хотя и смутно. Ладно, я приму твой список советов.

— Примешь? Легковерие — на редкость непривлекательный порок, Жемчуг.

Она надеялась, что он закричит, и была впечатлена внезапным возвращением контроля (Коготь испустил вздох, словно крышка поднялась над кипящим котлом, сбрасывая давление).

Они приближались к вершине последней гряды холмов. Лостара была почти довольна проведенным днем, а Жемчуг, похоже, совсем наоборот.

На гребне Коготь заговорил снова: — Что ты подобрала позади, милочка?

— Видел, значит? Сверкающий камешек. На глаза попался. Я его уже бросила.