Странным образом воодушевленная, Сэди выключила свет и закрыла глаза, прислушиваясь к грозе и беспорядочным ударам волн. Собаки спали, похрапывая, в изножье кровати. У Э. С. Эдевейн оказался весьма занятный взгляд на вопросы морали. Герой книги, сыщик, узнал правду о вроде бы естественной смерти ресторатора, но предпочел не открывать ее полиции. Диггори Брент рассудил, что ему, как частному детективу, поручили выяснить, куда ведет денежный след, и он свое задание выполнил. Никто не просил его установить причину смерти ресторатора, собственно, ее даже не сочли подозрительной. Бывшая жена покойного много лет почти безвозмездно несла тяжкое бремя; если бы ее арестовали, дочери прошлось бы совсем плохо. Диггори решил, что ничего не скажет, пусть правосудие берет свое без его участия.
Сэди вспомнила рассказ Клайва о том, как юная Элис Эдевейн таилась у библиотеки, где полиция проводила расследование, об ощущении, что девушка знает больше, чем говорит, о более поздних попытках отыскать ключ к разгадке в ее книгах. Хотя роман «Блюдо, которое подают холодным» и не отражал обстоятельства похищения Тео Эдевейна, зато демонстрировал, что у Элис свой, особый взгляд на правосудие и способах его осуществления. В книге довольно много говорилось о сложных отношениях родителей и детей, о связи между ними, которая одновременно и тяжкий груз, и благо, и, что бы ни случилось, остается неразрывной. Элис Эдевейн явно недолюбливала тех, кто уклоняется от ответственности.
Сэди попробовала заснуть, но она и в лучшие времена страдала бессонницей, а сейчас мешали мысли о Роуз Уотерс. Любовь няни к Тео, «как к своему собственному ребенку», долгая безупречная служба и внезапное «несправедливое» увольнение, которое Роуз Уотерс очень тяжело переживала, свидетельница, которая клялась, что после полуночи видела в окне детской силуэт стройной женщины…
Тяжело вздохнув, Сэди повернулась на другой бок и попыталась отогнать беспокойные мысли. Неожиданно в памяти всплыла фотография семейства Эдевейн на пикнике. Муж и жена посредине, любимый малыш на переднем плане, стройная лодыжка и нога в тени. Сэди словно услышала голос Клайва, который говорил, каким желанным был мальчик, и вдруг вспомнила протокол допроса Констанс Дешиль, как та в тысяча девятьсот тридцать девятом году «пускалась в сбивчивые рассказы о своей дочери Элеонор и мертворожденном младенце». Вполне возможно, эти истории не были плодом больного воображения старухи. Что, если Элеонор вынашивала еще одного ребенка, между Клементиной и Тео? «Все знали, что они очень хотели сына, – говорилось в одном из протоколов из папки Клайва. – Мальчик явился подарком судьбы».
Сэди открыла глаза. Что-то еще не давало покоя. Она включила свет, перегнулась через край кровати, разворошила бумаги, ища среди листов самодельной газеты, которую сестры Эдевейн создавали с помощью печатного станка, нужную страницу.
Вот оно!
Сэди взяла старые страницы в кровать. Статья Элис о том, как наказали Клементину Эдевейн за то, что она обозвала няню Роуз толстой. Сэди проверила дату, быстренько посчитала в уме и спрыгнула с кровати, чтобы взять блокнот. Она перелистывала страницы, пока не нашла свои записи о службе няни у Эдевейнов. Больше всего Сэди интересовал месячный отпуск в июле тысяча девятьсот тридцать второго, когда Роуз уезжала «по семейным делам». Даты совпадали.
Сэди выглянула в окно – залитые лунным светом скалы, бурное темное море, молнии на горизонте – и попыталась привести мысли в порядок. Клайв сказал: «Зачем похищать собственного ребенка?» Он говорил об Энтони и Элеонор Эдевейн, и вопрос, конечно, был риторическим, шуткой, потому что родителям действительно нет необходимости красть своих детей. Дети и так принадлежат родителям.
А как насчет случаев, когда не принадлежат?
Похоже, есть новая версия. Сэди догадывалась, почему родитель мог решиться на похищение своего ребенка.
Разрозненные детали сложились в единое целое, как будто только и ждали, когда кто-то их соберет. Девушка в деликатном положении… Маленький мальчик, которому нужен дом… Хозяйка, которая не в состоянии завести собственного малыша…
Решение, которое до поры до времени устраивало всех. А потом вдруг перестало устраивать.
Глава 17
Записка была короткой даже по меркам Элис. Она ушла, вернется позже. Питер поразмышлял над клочком бумаги. Интересно, что все это значит? В последнее время Элис вела себя странно. Ершилась больше обычного и стала очень рассеянной. Питер подозревал, что у нее не все гладко с новой книгой, однако дело вовсе не в типичной для писателей неуверенности в себе. Творческие трудности, скорее, внешнее проявление беспокойства Элис, а не его причина.