Дом у озера

Первые страницы выглядели многообещающе. На них теснились наблюдения за семьей (Питер улыбнулся, узнав в описании бабушки Элис – «скелет в истлевшем богатом платье» – цитату из «Больших надежд») и наброски романа о каких-то Лауре и лорде Холлингтоне, вовлеченных в чрезвычайно запутанные любовные отношения. Еще там часто упоминался некто «мистер Ллевелин» – видимо, ее наставник, известный автор, о котором говорила в интервью Элис.

Внезапно развитие сюжета романа резко остановилось, вместо него возник пронумерованный список под названием «Десять заповедей детективного романа, с точки зрения мистера Рональда Нокса, адаптировано из предисловия к «Лучшим детективным историям».

Список правил, по нынешним меркам довольно старомодных и чересчур нравоучительных, похоже, предварял новую эру в творчестве Элис, так как в записной книжке больше не упоминалось о Лауре и лорде Холлингтоне (и о мистере Ллевелине тоже), а описания их по-детски наивных отношений сменились более общими заметками о любви и жизни, серьезными и трогательно идеалистичными в своем простодушном оптимизме.

Питер наскоро пролистал подростковые высказывания о целях литературы, попытки воспроизвести вдохновенные образы природы из любимых романтических стихов, пылкие пожелания на будущее: «не стремиться к материальным благам и обрести большую любовь». Ему стало неловко подсматривать за чужой жизнью, и он едва не бросил поиски, как вдруг заметил нечто особенное. В записях Элис начали появляться инициалы Б. М. «Как считает Б. М.»… «Б. М. говорит»… «спрошу у Б. М.»… Другой человек, возможно, и не запомнил бы имя, которое Дебора попросила передать Элис, но Питер учился в школе с мальчиком по имени Бенджамин. Они вдвоем разносили газеты, в том числе и лавочнику, которого звали мистер Мунро, и потому названное Деборой имя накрепко застряло у Питера в памяти. Бенджамин Мунро.

Примерно в то же время, как на страницах записной книжки замелькали инициалы Б. М., Элис, похоже, начала обдумывать сюжет нового романа. «Настоящий детектив с тайной и оригинальным подходом, который никто не разгадает!» Следующие несколько страниц были посвящены планированию сюжета: стрелки, вопросы, торопливо начерченные схемы и диаграммы – техника, хорошо знакомая Питеру по недавним записным книжкам Элис, – а потом шла запись, сделанная в апреле тысяча девятьсот тридцать третьего года. «Завтра начинаю СМЛ. Уже придумала первую и последнюю строки и представляю, что произойдет между ними (отчасти благодаря Б. М.). Эту книгу я точно закончу. Она отличается от всего, что я написала раньше». Начала ли Элис СМЛ, закончила ли, Питер не знал. После программного заявления шла какая-то запись, нацарапанная с такой силой, что перо прорвало бумагу, а после ничего не было. Остальные страницы кто-то выдрал.

С чего бы Элис уничтожать черновик романа? Она бережно, почти суеверно хранила все, что имело отношение к созданию книги. «Писатель никогда не уничтожит свою работу! – сказала она Би-би-си. – Даже если она ему не нравится. Это все равно что отрицать существование неудачного ребенка». Питер встал, потянулся, посмотрел в окно, что выходило на пустошь. Подумаешь, в подростковом дневнике не хватает страниц, написанных семьдесят лет назад! Тем не менее он никак не мог избавиться от чувства неловкости. Поведение Элис в последнее время, то, с каким жаром она открещивалась от старого незакрытого полицейского дела, ее испуг, когда он, Питер, передал послание Деборы и произнес имя Бенджамина Мунро, даже маленькая, но необъяснимая загадка, почему Элис стала говорить журналистам, что никогда ничего не писала до первого опубликованного романа. Что-то происходило.

Питер с особой тщательностью засунул записную книжку на место, как будто хотел уничтожить сам факт, что брал ее и заглядывал внутрь. Лучше выкинуть вопрос о первом законченном художественном произведении из раздела «ЧаВо»; жаль, что эта мысль не пришла ему в голову раньше, до того как он поднялся сюда и открыл ящик Пандоры.

Возможно, если бы Питер не торопился поскорее уйти с чердака, он бы не споткнулся о торшер. Впрочем, вполне вероятно, что все произошло из-за его обычной неуклюжести. Так или иначе, Питер задел высокий торшер, тот качнулся и упал прямо на стол, опрокинув стакан, к счастью, пустой. Питер поспешил его поднять и вдруг заметил конверт, адресованный Элис. В принципе, ничего странного; тем не менее почтой занимался Питер, а этого письма он не видел. Значит, конверт вытащили из стопки утренней почты, тайком.