Дом «У пяти колокольчиков»

Весть, что архиепископ объявил себя как бы покровителем нового религиозного общества, вызвала всеобщее желание записаться в него; целый день двери дома пани Неповольной так часто открывались и закрывались, что спрятавшиеся в колокольчиках бесенята хохотали, не переставая. Хозяйка дома принимала гостей весьма любезно, со всем известной улыбкой на устах. Да и как было не улыбаться? Ведь люди почуяли, откуда ветер дует, и старались своевременно принять меры, чтобы не отстать от других и не оказаться под ударом. Но особенно спешили засвидетельствовать свою готовность, свое умение приспособиться к новым обстоятельствам все те, кто прежде открыто выражал приверженность существующему режиму; теперь же они наперебой посылали своих жен на Скотный рынок в дом «У пяти колокольчиков». Заявить пани Неповольной о своем намерении вступить в Общество, создательницей и душой которого она, как известно, была, приравнивалось в то время к политическому шагу, означавшему решительное причисление всей семьи к тому цвету, к тому девизу и к тем идеям, которые в царствование Иосифа II были отодвинуты в тень, а теперь выступали на первый план, в свою очередь вытесняя и подавляя все то, что раньше навязывалось насильно. Сразу же после кончины Иосифа II знамя этих идей было поднято весьма высоко, развернуто смело, а пора безвременья, когда всяк задавался вопросом: что-то теперь будет? — ловко была использована для того, чтобы привлечь внимание общества к знамени, торжественно реявшему на виду у всех. Пораженная и одурманенная этой картиной публика сразу перестала задавать какие бы то ни было вопросы, считая победу этого знамени уже свершившейся. Люди мыслящие — а их было меньшинство, — досадливо хмурясь, полагали, что, по-видимому, ничего другого не остается, как приспособиться к новым обстоятельствам и хотя бы только с виду и лишь на время уступить поле деятельности силам, скрывавшимся за женским религиозным обществом.

Когда Ксавера, по своему обычаю, подсела к постели бабушки, чтобы побеседовать с ней о событиях минувшего дня, ее улыбка была не такой веселой, как этого можно было ожидать.

— Вы готовили меня к суровой, упорной борьбе, — хмуро проговорила она наконец, — и я радовалась как дитя, заковав в броню грудь и голову… А что получается? Мы побеждаем без применения оружия! Во всей Праге нет ни слуху ни духу о каком-то враждебном нам движении, и всякий, с кем бы я только не заговорила о вере, будь то мужчина, дама или девица, проникнуты тем же настроением, что и я, веруют и надеются точно так же, как вы и я.

— Ты еще совсем дитя, — вразумляла ее бабушка. — Можно ли быть такой легковерной, недальновидной? Неужели ты думаешь, что кто-нибудь так сразу и выскажет, что у него на уме, и тем более когда ты первая открываешься. Ведь многим слова служат всего лишь ширмой для сокрытия истинных чувств. Запомни раз и навсегда: нельзя верить тому, что тебе говорят. Учись находить во всем, что слышишь, иной смысл и иные намерения. Спокойствие и единодушие во мнениях кажутся мне более чем подозрительными. Похоже, люди не очень-то верят, что нынешнее положение долго продлится, и полагают излишним противиться. Ход событий во Франции вселяет в наших противников дерзкие надежды на исполнение их тайных замыслов. Едва ли не ежедневно сообщает мне отец Иннокентий, что в Париже чернь все решительнее подчиняет себе короля и устанавливает законы, которые он всего лишь утверждает. Что за унижение — и не только для его священной особы, но и для всех других монархов! А ведь ни один из них не собирает войска, дабы положить конец надругательствам над помазанниками божьими! Как бы не поплатиться за это! Будь покойна, борьба нас не минует, она будет жестокая, изнурительная, поэтому оставь напрасные мечты и готовься к бою, но прежде проверь почву у себя под ногами, достаточно ли она надежна. Разве не проверяет мудрый полководец прежде всего свои собственные войска, не обращает внимание на слабые стороны, не стремится занять наиболее выгодные позиции накануне битвы — и все это прежде, чем думать о сражении? Так должны поступать и ты, и все мы. Все, что видишь и слышишь, пусть это даже совсем малозначащее, сейчас же запоминай, не упускай ничего. Бывало, незначительное, казалось бы, событие влекло за собой то крах, то расцвет целых империй. Я тоже не верила, но отец Иннокентий доказал мне это на многих примерах. Вот если бы Людовик, решившись бежать из страны{23}, не выглянул на почтовой станции из окна кареты, почтмейстер не узнал бы его и не принудил бы воротиться. А ведь король мог спастись! Одно непроизвольное движение, случайно вырвавшееся слово, сказанное без всякой задней мысли, всегда откроют что-нибудь чрезвычайно важное. Так, например, отец Иннокентий уже почти установил, что самый серьезный, самый жестокий отпор следует ждать со стороны нового тайного отделения Союза свободных каменщиков.

Ксавера слушала со все возраставшим вниманием.