В доме царит тишина. И пустота, растущая, кажется, с каждой минутой, пока она сидит в старом, потертом кожаном кресле Теда, которое вынесла из кабинета на следующий день после его ухода и отказалась отдавать людям, приехавшим за его вещами. Это кресло до сих пор хранит память о нем и о тех часах, что он проводил здесь, работая над своими пьесами. Очень удобное кресло, дарит ощущение, будто Тед здесь, рядом, хотя, конечно, Кит все время одна в этом насквозь продуваемом сквозняками старом доме. Только Пинтер, кот, которого когда-то давно Тед спас и принес сюда, разделяет ее одиночество.
Она смотрит перед собой прямо в пустой экран. Просто напиши, говорит она, напиши хоть что-нибудь. Что угодно. Она тянется к клавиатуре, пальцы замирают, она смотрит на них и удивляется. Почему так много морщин, когда появились эти заломы вокруг запястий, пигментные пятна? Она уже не та молодая женщина. Конечно, она это понимает, слава богу, она не сумасшедшая. Но все равно сидит и смотрит на эти руки с неухоженными ногтями и слишком сухой морщинистой кожей, на отсутствие украшений — нет даже обручального кольца — и ощущает каждый год из прожитых пятидесяти трех. Боль от одиночества усиливается, Кит кладет голову на эти руки и плачет.
Плачет, пока рукава пижамы не промокают насквозь, затем поднимает голову, трет лицо и стонет. Она ненавидит себя за эту слабость, за эту жалость к себе. Если бы только она могла сделать то, что легко делала когда-то, — исчезнуть в своем воображаемом мире с вымышленными персонажами, которые испытывают придуманные ею эмоции. Но, кажется, она больше не может заставить себя покинуть нынешнее жалкое состояние. Состояние одиночества. Тотальной одинокости.
На прошлой неделе, еще до того, как Люси объявила о своей свадьбе, в Уиндфолз приехали два сантехника, чтобы заменить старую ванну и починить сливной бачок. Их гомонливое присутствие, включенное радио, легкие подколки, адресованные друг другу, подняли настроение так, что, когда она махала им вслед на прощание, ей страшно хотелось что-то сделать, чтобы они вернулись. «Не уезжайте, — чуть не плача, думала она, — не оставляйте меня здесь снова одну».
Вся реальная жизнь пролетает перед ее внутренним взором. Все получилось не так, как она себе это представляла. Все стало не тем, о чем она мечтала в те времена, когда они с Тедом только собирались стать семьей.
— Мне так неловко тебе это показывать, — сказала она однажды Теду, которому было любопытно, чем же занимается Кит в своей студии уже которую неделю подряд.
— Не смущайся, Китти, мы все с чего-то начинаем.
Она дала ему первые сто страниц своей рукописи, над которой работала уже несколько недель после той самой судьбоносной прогулки с малышкой Евой. Ей даже думать о том, что умница Тед сейчас прочитает ее корявый текст, было невыносимо.
Он ждал ее на кухне, в нетерпении отбивая настоле какой-то ритм.
— А где остальное? — спросил он с хищным блеском в глазах, когда она вернулась. — Покажи мне остальное.
— Остальное? Все, что я написала?
— Да, все.
Это была идея Теда — отправить рукопись в Лондон Максу, его литературному агенту.
— Я не знаю, Тед, — волновалась она, понимая, что рукопись еще слишком сырая, слишком недоработанная, чтобы ее читали профессионалы.
— Ну а что ты теряешь?
Отличный вопрос. Сейчас уже можно даже посмеяться над ним.
— Ничего, — ответила тогда она.
Как же она ошибалась! Пожалуй, главная ирония заключалась в том, что именно тогда и именно Тед поощрял ее, потакал ей, побуждал писать дальше, подобно тому, как побуждают тяжело больного пациента гулять в парке. Но ни он, ни она, конечно же, не предвидели ни ее скорого успеха, ни их расставания, которое спустя много лет стало итогом всего, что между ними было.
Кит вздыхает и откидывается на спинку кресла Теда. Скрип сиденья, скрежет колесиков, катящихся по деревянному полу, — единственные звуки, которые возникают в этом доме. Марго еще не вернулась после ночевки у отца и Сибеллы. Она смотрит в окно и продолжает истязать себя мыслями о Теде, окруженном сейчас любовью и радостью.
Воспоминания накатывают, точно волны на берег. Марго, шести- или семилетняя, никак не может уснуть от какой-то тревоги, появившейся из ниоткуда. Эта бойкая маленькая девочка, внезапно испугавшись тени под кроватью, лежит без сна. Кит помнит, как дочка звала ее и она, оставив работу, бросалась к ней, садилась на край кровати и рассказывала сказки, которые сочиняла тут же, на ходу. Она даже помнит эти сказки — в них принцессы обязательно лучше всех орудовали мечами и бились с монстрами. И, конечно же, побеждали их.