Дом у реки

Скорее от усталости и бессилия, нежели из искреннего энтузиазма она начала потихоньку экспериментировать с его предложением. Пару вечеров в неделю Тед забирал Еву и нежно подталкивал возлюбленную к ее новой «студии». К удивлению и — следовало признать — раздражению Кит, без нее Ева успокаивалась заметно быстрее. А вот она сама — нет. Она вяло и потерянно бродила по бывшему яблочному хранилищу, чувствуя, как в горле стоит ком, а глаза щиплет от подступающих слез. Бесцельно листала книги, часами сидела на деревянном причале, свесив ноги, глядя на водоросли, струящиеся под водой, точно волосы утопленницы. Она сорвала несколько ивовых ветвей и сделала пару деревянных ловцов снов, но все никак не могла найти себе место. Что-то казалось неправильным.

Она понимала, что впустую тратит время. Вместо того чтобы помочь, задумка Теда будто бы только усугубила ощущение собственной бесполезности. Кто же она? Ей нужно поддерживать Теда, помогать ему. А вдруг то, что он проводит время с дочерью, — только предлог, чтобы избежать работы над пьесой? И вдруг это станет самой короткой дорогой, которая уведет их в трясину долгов?

Спустя пару таких вечеров, проведенных в своей новой студии, она окончательно сдалась и вернулась домой, привлеченная голодным плачем Евы.

— Давай ее мне, — сказала она, забирая малышку из рук Теда. — Это была чудесная идея, но не думаю, что она сработает. — Прижав девочку к груди, она тут же расплакалась: — Ничего не выходит, Тед. Я ужасная мать. Ты никогда не закончишь свою пьесу.

— Закончу, милая. Обещаю.

Она подняла на него удрученный взгляд:

— Я видела его, Тед. Черновик на твоем столе. Ты неделями к нему не прикасался. — Она вздохнула: — Я думала, это то самое место. Но это не оно. Этот дом душит нас, Тед.

Тед, словно лишившись дара речи, наполнил чайник и заварил чай. Поставил перед ней чашку, погладил по плечу. От его нежного прикосновения ей захотелось кричать.

— Может, стоит позвонить врачу? — мягко спросил он.

Она покачала головой.

— Я пытаюсь, Китти. Я правда пытаюсь.

Ева начала плакать. Кит расстегнула блузку и поднесла малышку к груди. Та отвернулась. Кит попыталась накормить ее снова, но Ева отворачивалась и извивалась.

— Святые угодники, — закричала Кит, — да что тебе нужно?

— Может, немного свежего воздуха? — предположил Тед. — Прогуляйтесь.

Кит бросила на него быстрый взгляд. Он хотел, чтобы она ушла из дома. Разумеется. Как он вообще может работать, когда они постоянно его отвлекают? Не говоря больше ни слова, она запеленала хнычущую Еву, положила в слинг и, накинув на нее одеяло, вышла из дома.

Кит прошла через участок, неспешно направляясь к фруктовому саду, мимо яблочного хранилища, ставшего еще одним символом ее неудач, пока не оказалась у реки. Несколько секунд она просто стояла, глядя на течение. Из-за изгиба реки показались два белых лебедя, скользящих сквозь камыши. За ними следовала нестройная линия серых малышей. Кит подумала, глядя на гордо плывущих родителей, как легко все это кажется со стороны. Отвернувшись от воды, она продолжила свой путь по дорожке, пока Ева не переставая плакала у нее на руках.

Кит медленно шла вдоль реки, тени вокруг становились длиннее, сознание начинало пустеть. Обернувшись, она заметила, что солнце уже коснулось вершин холмов. Возможно, стоило возвращаться, но от одной этой мысли она ощутила тяжесть поражения. Почувствовав, что шаг замедлился, Ева расплакалась еще громче.

Оглядевшись, Кит заметила небольшой уступ, выдающийся над берегом реки. Развязав слинг, она устроилась на камне, расстегнула рубашку и еще раз попыталась накормить дочь. В этот раз голодная Ева припала к ее груди, слезы постепенно перестали бежать по ее щекам. Посмотрев на это маленькое создание, Кит поняла, что сама начинает плакать.

Кит слышала о послеродовой депрессии, но и представить себе не могла, что ребенок может выбить дыхание из легких и заставить скорчиться, скрючиться и начать тонуть. Кто она теперь? Она взглянула на личико дочери и подумала, что это для нее слишком. Она не может вынести этой тяжести.

Вокруг сгущались тени, они подползали все ближе, как будто притягивались, точно магнитом, ее самыми темными мыслями. Чем она пожертвовала ради этого ребенка? Она уже не узнавала ни себя, ни их отношений с Тедом, которые совсем изменились. Когда-то он страстно желал ее, но сейчас стал осторожным и сдержанным. Прищурившись, она опять посмотрела на дочку:

— Это все ты виновата, пискуша.

Снова завернув малютку, сытую и успокоившуюся, она положила ее на плоский камень и сделала шаг назад, чувствуя, как колотится в груди сердце. Она попыталась увидеть в младенце чужеродную силу, один кулачок выпутался из-под одеяла, замелькал в воздухе. Маленькое круглое личико вытянулось, дочка зевнула и призывно всхлипнула.