Читаем Дом у скалы. Все остальное — декорации полностью

Северцев предлагал, на оставшееся время, поехать на Крит, взять машину напрокат и осмотреть остров. Но она отказалась. Ей хотелось, еще немного насладиться очарованием немноголюдных уютных островков. Побыть в мире тишины и покоя, где течение времени почти незаметно. Дни проходят плавно и неторопливо. Никто никуда не спешит. Нет хаоса и неразберихи, создаваемых многочисленными вездесущими толпами туристов, желающих получить как можно больше впечатлений за предельно короткий срок. Здесь, в этом уединенном мире, между человеком и природой царит гармония. Природа щедра, а человек не ослеплен ненасытной жадностью. Берет столько, сколько ему необходимо. И искренне благодарен, за то, что ему дано. Дни наполнены солнечным светом и соленым морским воздухом. А ночи и вечера дарят не только прохладу, но и умиротворение, наполняют душу ощущением счастья и заставляют сердце трепетать от радости и одновременно от тихой грусти.

Но дни закончились, и ночи тоже. Пора было возвращаться в «большой», привычный мир. И оставить волшебство этого, маленького и прекрасного.

— —

После завтрака Костидис отвез их на соседний остров, с которого на Крит ходил пассажирский кораблик. Перед отъездом Элени со слезами на глазах обнимала милую кириа. Что-то говорила. Северцев прикрикнул на нее. Элени смерила его ледяным взглядом, и, поцеловав Ольгу в последний раз, с обиженным и гордым видом ушла на кухню. Ольга с упреком посмотрела на него.

— Зачем ты так с ней?

— Знает, что ты ни х… не понимаешь по-гречески и все равно трещит без умолку, — огрызнулся он.

Ольга пожала плечами. Она видела, что он не в духе с самого утра. У нее тоже на душе скребли кошки. Сердце сжимало осознание скорой разлуки.

— —

До самолета оставалось несколько часов. Они побродили по городу. Ольга купила детям подарки. Северцев накупил еще целый чемодан подарков от себя.

— Ты решил скупить все, что здесь продается? — смеясь, сказала она. — Как я все это дотащу?

Она чувствовала себя как человек, которому вкололи наркоз. Сейчас она не ощущала боли или горечи расставания. Она вообще ничего не ощущала, ходила, как в полусне. Смотрела на дома, на достопримечательности, на выставленные в магазинчиках товары. И ничего не видела. Не могла сосредоточиться ни на чем. «Наверное, завтра будет очень больно», — равнодушно думала она. Они дошли до небольшого кафе и сели за столик на улице. Северцев сделал заказ. Ольга даже не могла вспомнить, спросил ли он ее, что она будет, или сам все заказал. Ей было все равно, что ей принесут. Она не хотела есть.

— —

— Может, приедете с мальчишками на лето? Дом большой, всем места хватит. Ты говорила у тебя собака, можешь и ее привезти. Только на границе, наверное, могут быть проблемы. Прививки какие-то специальные нужно делать, — сказал он тоном, каким спрашивают, не хочет ли кто-нибудь бутерброд или еще чашечку чая. Глаза у него просто полыхали.

Она слегка кивнула.

— Может быть, — у нее глаза были грустные-прегрустные.

Они больше не встретятся. Если бы она собиралась приехать, она бы сказала — хорошо или да, или мы приедем. Может быть, это значит — нет.

На него волной накатило бешенство. «Как только твой самолет оторвется от земли, я отправлюсь в бордель и перетрахаю там всех шлюх. И забуду о тебе к чертовой матери раз и навсегда. И не вспомню. Никогда! Катись в свою е… Москву!» — захотелось ему заорать. Он отвернулся, пытаясь сдержать свою злость, взять себя в руки. Он сам себе стал противен. Неужели он такой слабак, что готов выглядеть дураком и сволочью, лишь бы сделать ей больно? Выплеснуть на нее свое недовольство, свою боль и свою обиду. Скорее бы она уже улетела. Он не хочет ее больше видеть. Никогда в жизни.

— Игорь, может ты не будешь ждать и пойдешь? — сказала она. Голос у нее был безжизненный, монотонный.

— Чего, не можешь дождаться, когда отделаешься от меня, — ухмыльнулся он.

— Просто не люблю момент прощания, — чувствуя, что сейчас заплачет, сказала она. Наркоз переставал действовать, и она боялась, что не сумеет сдержаться.

— Я люблю. Просто обожаю, — грубо сказал он.

— —

3,5 года назад

Он налил вино в бокалы. Она улыбнулась.

— Замечательный вечер, — поднимая бокал, сказала она.

— Я уезжаю.

Она взглянула немного удивленно. Он никогда не сообщал о своих планах.

— Надолго? — спросила она, решив, что раз уж он заговорил о поездке, нужно что-то сказать.

— Навсегда. Я уезжаю из России.

Ее рот приоткрылся от удивления. Это и впрямь была неожиданная новость.

— Куда ты едешь? — растерянно спросила она. Он пожал плечами.

— Почему ты вдруг решил уехать? Тебе стало скучно в России? — она улыбнулась, хотя ей было немного грустно. Ей будет не хватать его. Со всеми его странностями. Будет не хватать его непредсказуемости.

Он не ответил на вопрос. Сделав глоток вина, он пристально посмотрел на нее.

— Я хочу, чтобы ты поехала со мной.

Она изумленно уставилась на него. Рот снова, сам собой, открылся. «Я, наверное, сегодня весь вечер буду разевать рот, как рыба. Верх элегантности и аристократизма».

— Я… — она помотала головой, не зная, что сказать и истерично хихикнула.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза