Дом у железной дороги (СИ)

Не дал им шанса. Развернулся и выстрелил (шум отдал в затылок, и я зажмурился – а вот и головная боль – накаркал). Зажмурился всего на секунду, но этого хватило. Когда открыл глаза, один крыл меня благим матом, держась за ухо, и я понял – сейчас или никогда. И пока второй хватался за пистолет, я уже направлял на него свой.

– Жаль, что Игорю не передадите привет.

И нажал на курок. Еще раз. И еще раз.

И почувствовал, что душа в пятки уходит.

Я идиот. Один патрон.

В следующую секунду я уже не думал – бежал. Мне выстрелили в ногу, а я бежал. Прямиком к железной дороге. Помнил, сколько там вагонов старых брошенных, за одним из них мог спрятаться и переждать. Соображать приходилось быстро. Слышал только, как мне что-то кричат вслед, а разобрать не мог. В ушах свистело, а бежать становилось все сложнее.

Идиот. Идиот, идиот, идиот! Я же помнил, что надо было проверить патроны, я же, блядь, помнил.

Новый выстрел, и я чувствую, что земля под ногами горит. Сжимаю свою ногу покрепче, надеясь так унять боль, и бегу дальше, прямо к первому вагону. Пока я могу соображать – я выживу. Я обязан выжить.

Осматриваюсь и хватаю с земли булыжник. Не патроны, но тоже ничего.

– Он за этой хренью! – я опускаю взгляд и понимаю, что я и тут облажался. Мои гребаные ноги можно увидеть, если просто наклониться.

Выскакиваю из-за угла и швыряю булыжник прямо в лицо одного из них, того, который поближе. Кажется, тот же, которому я ухо отстрелил. Уклоняется. Сука!

Я сразу же бегу к другому вагону, стоящему на других путях, и земля вновь горит под ногами – новый выстрел. Вижу, что за вагоном уже ждет второй. Разгоняюсь, преодолевая боль, и выскакиваю первым, и бью прямо ему по лицу стволом пистолета. Чтобы не дать очухаться – меж ребер кулаком и другим снова в лицо. Вам меня не победить, уроды.

Пинком отправляю его на землю и наступаю на лицо ботинком, выхватывая его заряженный пистолет и разворачиваясь к подбежавшему дружку с простреленным ухом. Мне есть что терять. А значит, я выживу. Я широко улыбаюсь и стреляю в него, вдавливая голову второго ногой в землю.

– Вам, сука, не победить меня, – и на мгновение я слышу его голос вместо моего. Это знак. Это знак того, что он со мной. Что я обязательно выживу.

Я стреляю в него, когда он бежит на меня. По всем законам кино. Даже сдул бы дым со ствола, если бы он был. Но вместо этого я наслаждаюсь видом этого оборванца из девяностых, лежащего в метре от меня с простреленной головой. И разворачиваюсь для того, чтобы застрелить второго.

Вопль.

Я ничего не вижу из-за боли, когда он сжимает мою ногу прямо в месте выстрела. Прямо пальцами. Прямо в самое мясо. Боль длится мгновение, но этого хватает для моей ошибки. Я убираю ногу с его лица, пытаясь спастись, и сразу же получаю булыжником в лицо. Острая боль в правой половине лица, и, кажется, я слышал хруст. Я не успеваю ничего сообразить. Просто яркая, жгучая боль, которая пришла на смену старой.

Падаю на спину и слышу новый выстрел. И не сразу понимаю, что в меня попали. Боль раскатывается по всему телу. И замирает в животе. Когда я открываю глаза, понимаю, куда именно мне выстрелили.

– Бешеная ты сучка, Волков, – я пытаюсь ползти, но дыхание спирает от нового выстрела. Чувствую, как все внутри немеет, а дышать становится сложнее. Легкое свистит. Я переворачиваюсь на живот, превозмогая себя, и хватаюсь пальцами за шпалы, подтягиваясь, пока он перезаряжает пистолет.

Выстрел. Еще один.

Вопль. Срываю голос.

Сразу две пули в сразу две ноги.

Выстрел.

Отпускаю шпалу и падаю лицом в гравий.

В поясницу.

Я знаю, я выживу. Выберусь. Пусть и без ног, но выберусь.

Я не могу думать о боли. Я думаю лишь о нем. О нем, там, в подвале. О том, что он там. Один. И что если я не приду – никто не придет. Я должен выжить. Я обязан это сделать.

Цепляюсь за шпалы, за рельсы, за камни. Но ползу вперед. По железной дороге. Потому что я знаю, что где-то там есть мой Сергей. В нескольких километрах. Пустяк. Я доберусь.

Меня хватают за волосы и силком поднимают.

– Бешеная, блядь, ты сучка, Волков. С тобой же по-хорошему хотели, а теперь что? – резко опускают на гравий обратно, и я захлебываюсь в крови вместо крика. Нос точно хрустнул. Мне не послышалось. – Что вот тебе Костян сделал, а? С тобой побазарить хотели, а ты его пристрелил. Мне теперь что Любке сказать, уебок? – поднимает и опускает снова. Снова и снова. Я захлебываюсь. Все пытаюсь нашарить камень покрупнее, чтобы врезать ему. Новый выстрел. Пальцы не слушаются. – Я тебе сказал не рыпаться!

Не слышу его. С трудом разбираю слова. О таком в рапорте не напишут.

Сергей.

Господи, там ведь Сергей.

Я силюсь что-то сказать, но изо рта кровь течет не переставая. Господи. Г о с п о д и, дай мне сил.