Дом ужасов

— Эй, беби, это не конец света, — Джерри обнял её. — Ты это переживёшь. Все не так плохо, как ты думаешь. Жизнь продолжается, знаешь ли.

Ей не хотелось обращаться к нему ни за духовной, ни за физической поддержкой. Только не к нему. Но деваться ей было некуда. Она положила голову ему на плечо, презирая себя за слабость.

— Успокойся, — продолжил он. — Успокойся. Всё будет хорошо.

Наконец поток слез иссяк.

— Джерри, ты должен мне помочь. Ты должен, вот и все.

— Ну…

— Джерри, пожалуйста.

— Знаешь, будь у меня такая возможность, я бы помог.

Она отпрянула от него, вытирая глаза носовым платком.

— Джерри, часть ответственности твоя. Часть ответственности…

— Не могу, — твёрдо заявил он, убирая руку, которой обнимал её.

— Ты только одолжи мне деньги. Я их верну.

— Ты не сможешь вернуть их за две недели. А мне понадобится каждый доллар, когда первого июня я уеду в Калифорнию.

— Только одолжи, — молить ей не хотелось, но выхода не было.

— Не могу, не могу, не могу! — он кричал, как ребёнок, устраивающий истерику. Высоким, пронзительным голосом. — Забудь об этом! Забудь об этом, Эми. Мне нужен каждый цент, чтобы выбраться из этого вонючего городка!

«Боже, как я его ненавижу!»

Она ненавидела и себя, за то что позволила ему это сделать.

— Если ты как минимум не одолжишь мне деньги, я позвоню твоим родителям. Скажу им, что беременна твоим ребёнком. Переведу стрелки на тебя, Джерри. — Она не думала, что ей достанет духа на такое, но надеялась, что угроза на него подействует. — Да поможет мне Бог, я даже заставлю тебя жениться на мне, если ничего другого не останется, но одна я ко дну не пойду.

— Ради бога, чего ты от меня хочешь?

— Помощи. Достойного поведения. Вот и все.

— Ты не сможешь заставить меня жениться на тебе.

— Может, и нет, — признала она. — Но проблем у тебя прибавится, и я наверняка смогу заставить тебя выплачивать деньги на содержание ребёнка.

— Ты не сможешь заставить меня что-либо делать, если я буду в другом штате. Ты не сможешь заставить меня присылать деньги из Калифорнии.

— А вот это мы ещё посмотрим, — хотя она полагала, что он прав.

— И потом, ты не сможешь доказать, что отец ребёнка — я.

— А кто ещё?

— Откуда мне знать?

— Ты — единственный, с кем я этим занималась.

— Но я точно не был первым.

— Мерзавец.

— Эдди Тол бот был первым.

— Я ни с кем этим не занималась с тех пор, как начала встречаться с тобой шесть месяцев тому назад.

— Откуда мне знать, что это правда?

— Ты знаешь. — Эми презирала его. Хотела пинать его и царапать лицо, пока оно не превратится в кровавую маску, но сдерживала себя, надеясь, что сможет чего-то от него добиться. — Это твой ребёнок, Джерри. В этом нет никаких сомнений.

— Я никогда не кончал в тебя, — настаивал он.

— Пару раз кончил. А достаточно и одного.

— Если ты попытаешься подать на меня в суд, я представлю пять или шесть друзей, которые скажут, что за последние пару месяцев побывали у тебя в трусах.

— За всю свою жизнь у меня это было только с Эдди и тобой!

— В суде твоё слово будет столь же весомым; что и их.

— Они солгут под присягой, а это преступление.

— У меня хорошие друзья, которые сделают все, чтобы защитить меня.

— Даже уничтожив мою репутацию?

— Какую репутацию? — фыркнул он.

Эми стало дурно.

Безнадёга. Не было способа заставить его поступить правильно. Она осталась одна.

— Отвези меня домой.

— С удовольствием.

Обратная дорога заняла полчаса. За это время они не перемолвились ни словом.

Дом Харперов находился на Кленовой аллее, в облюбованном средним классом районе, с ухоженными лужайками, аккуратно подстриженными кустами, гаражами на два автомобиля. Харперы жили в двухэтажном особняке, построенном в неоколониальном стиле, с белыми стенами и зелёными наличниками. В гостиной на первом этаже горел свет.

Эми заговорила, когда Джерри остановил «шеви» у тротуара перед домом:

— Мы, вероятно, ещё увидимся в школе на экзаменационной неделе. И мы обязательно увидимся на выпускной церемонии. Но, полагаю, говорим мы с тобой в последний раз.

— Будь уверена, — холодно согласился он.

— Поэтому я не хочу упустить этой возможности, чтобы сказать тебе, какой же ты мерзкий сукин сын. — Она прилагала все усилия к тому, чтобы голос оставался спокойным.

Он смотрел на неё и молчал.

— Ты инфантильный маленький мальчик,

Джерри. Ты не мужчина и, скорее всего, никогда им не станешь.

Он не отреагировал. Они стояли под уличным фонарём, и она ясно видела его лицо. Оно оставалось бесстрастным.

Отсутствие реакции на её слова разозлило Эми. Ей хотелось уйти, зная, что причинила ему душевную боль, какую причинил ей он. Но, увы, ни поливать грязью другого человека, ни ссориться она не умела. Обычно предпочитала жить и давать жить другим, но Джерри обошёлся с ней очень уж несправедливо, вот она и хотела поквитаться. Потому и предприняла последнюю попытку ужалить его: