Дом в глухом лесу

Озирая собравшихся в общей зале завсегдатаев, Черри бдительно следила, не нужно ли кому чего. Если какой-нибудь гость просил перо, чернил и бумагу, чтобы отослать с почтой письмо-другое, мисс Айвз лично радела о том, чтобы все необходимое принесли как можно скорее. «Нет ли чего почитать?» – спрашивал другой визитер, и Черри направляла его к подшивке местных газет (безнадежно устаревших, зато в превосходном состоянии) или к шкафу с покрытыми плесенью книгами, где среди прочих сокровищ хранился зачитанный экземпляр «Книги стихов», и маленький песенник для музыкально одаренных (или наоборот), и сборничек анекдотов для тех, кто приуныл, и псалтырь для особо набожных, и полным-полно тех бульварных изданий, живописующих ужасы провинциальной жизни, что носят названия вроде «Горный трупоед», «Лицом к лицу с тупорылым» и «Моя жизнь среди саблезубых котов». Горожане нрава кроткого и миролюбивого, пролистав эти тома, неизменно приходили в ужас; точно так же пугали их развешенные по стенам тут и там трофейные головы. Эти головы и в смерти выглядели в точности как живые, так что гости наиболее простодушные свято верили байкам мистера Снорема о том, что зверюги, дескать, погибли в попытке протаранить деревянную стену. Однако ж чаще всего Черри появлялась в общей зале с миссией более прозаичной: скажем, попросить кого-нибудь из подчиненных поправить струны для занавесок над двустворчатыми, доходящими до полу окнами вокруг бильярдного стола, куда стекались верные поклонники этой игры.

И хотя более всего Черри занимала женская прислуга, приходилось ей надзирать и за мистером Джинкинсом и мальчишкой-подручным у пивного насоса всякий раз, когда отец ее отлучался. А порою мисс Айвз заходила настолько далеко, что распоряжалась и конюхом с его помощниками, ежели во двор въезжала карета: девушка бдительно наблюдала за тем, чтобы усталых, разгоряченных лошадей вовремя распрягли, а со свежей запряжки сняли попоны и поставили ее на место прежней. В результате в здешних горах не нашлось бы дома, что содержался бы в столь образцовом порядке; так что заведение мистера Нима Айвза, где, как утверждала молва, путешественников встречают со всей сердечностью и обходятся с гостями справедливо и честь по чести, стало главным перевалочным пунктом для экипажей на дороге между Вороньим Краем и Малбери, Хулом и местами еще более далекими.

Как нетрудно себе вообразить, в рабочие часы отдыхать Черри было некогда – конечно, если не считать еженедельных завтраков в вафельной у мисс Кримп, где она и ее подруги с похвальной прямотой обсуждали последние события Шильстон-Апкота. Каждый день, в пору относительного затишья, пока слуги прохлаждались за табльдотом в кухне, Черри брала часть их обязанностей на себя, чтобы в отлаженной работе «Герба» не возникало простоев. Казалось, что отдых – это не для нее; она стремилась во всем поучаствовать лично, даже в таком простом деянии, как, скажем, поставить чайник или проводить прибывших гостей в их комнаты заодно с мистером Сноремом в его плотно облегающем жилете и черных рукавах из каламянки: этот громогласнейший из коридорных тащил наверх багаж. И хотя в течение всего дня именно Черри хранила ключи от заведения, до того момента, как часы пробьют полночь – к тому времени последние из завсегдатаев расходились по домам, последние из постояльцев – по комнатам, мисс Айзв запирала входную дверь, задвигала засов, устраивала смотр слугам и отпускала их до утра, пожелав всем спокойной ночи, а слуги, в свою очередь, желали доброй ночи ей, – как только часы били полночь, девушка покорно возвращала ключи отцу, а тот вешал их на доску у кровати рядом с саблей, кинжалом и шпагой, на случай, если его разбудят по какому-то срочному делу. Дочка хозяйничала от его имени в «Гербе» с утра до вечера, говаривал Айвз, так что по справедливости ему подобает и следует взять на себя все непредвиденные проблемы, что только могут возникнуть ночью. Впрочем, для своего отца мисс Черри Айвз все равно оставалась верховным авторитетом по всем вопросам, касающимся управления гостиницей.

– Эге-гей, там! Карета прибыла!

На знакомый зов Черри и ее отец, и мистер Снорем, и носильщики, и порою мистер Джинкинс, вынырнув из суматохи гостиницы, окунались в суматоху двора. Этот волнующий миг Черри просто обожала: карета, подпрыгивая и раскачиваясь, с грохотом проезжает еще немного и останавливается; о, конское всхрапывание, позвякивание упряжи, цокот подкованных железом копыт, о, измученные лица приезжих, тех, что едут внутри кареты, и тех, что разместились на империале; все эти люди глядят вниз устало и радостно, как водится в конце долгого, утомительного путешествия, – о, как они стосковались по божественному наслаждению: по еде, и питью, и избавлению от дорожных опасностей, – о, как отрадно им сознавать, что они наконец-то добрались до этого рая – рай предстал им в обличий «Деревенского герба» в дикой талботширской глуши… ну, возможно, это и не рай, зато мирная гавань, прибежище, где позаботятся как должно и о постояльцах, и о лошадях.