Дом в глухом лесу

Мистер Томас Доггер, как я уже упомянул, устроил юридическую контору прямо в своем коттедже с чудесным видом на озеро и лес («Очаровательный домик, – говаривал он, – любой джентльмен в таком будет рад шляпу повесить»). Под тем же кровом жила его уютная молчунья-жена, которую все называли просто-напросто «миссис Доггер»: маленькая, толстенькая, совершенно невыразительная в том, что касается и лица, и одежды, и, по признанию ее же собственного супруга, абсолютно бесхарактерная. Носила она простенькие полотняные платья, старомодные чепчики и серые хлопчатобумажные шали – все жуть какое безвкусное. С мужними пожеланиями она смирялась без единого слова жалобы, преклоняясь перед его общепризнанной компетентностью в вопросах домашних, финансовых и философских. Никто из соседей толком ее не знал, ибо, если не считать воскресной службы, она редко показывалась за пределами ограды Проспект-Коттеджа, учитывая ее многочисленные обязанности. Пока мистер Доггер занимался юриспруденцией в конторе в одной части дома, в другой части дома миссис Доггер занималась хозяйством. Однако в то время как мистер Доггер был волен покидать контору в любое время дня и ночи (что зачастую и проделывал), у миссис Доггер возможностей отлучиться из дому почти не было.

А еще состоял при мистере Доггере слуга, что-то вроде управляющего, который помогал хозяину и его жене вести дом: долговязый, худой, рассудительный парень по имени Ларком. Волосы его, желтые и жесткие, посередине поделенные на пробор, свисали по обе стороны, точно лохмы швабры. Прибавьте к этому высокий иссохший лоб, торжественно-серьезный взгляд, нос, пожалуй, чуть крупнее, чем хотелось бы, и узкие сжатые губы. Манеры парня отличались той же сдержанной сжатостью и торжественной серьезностью, как и внешность. Свои обязанности в Проспект-Коттедже он исполнял ревностно и на совесть, хотя преданность его мистеру Доггеру не была такой пылкой, как следовало бы ожидать, в силу некоторого несоответствия темпераментов хозяина и слуги. В результате Ларком изыскивал средства и способы оказаться по возможности в распоряжении миссис Доггер, с которой жил не только под одним кровом, но и под единовластным владычеством господина и хозяина сего крова.

В силу постоянного общения помянутый Ларком отчасти перенял у своего нанимателя – неосознанно, конечно! – манеру держаться и прямоту. Скажем, видя, сколь высоким уважением пользуется поверенный в глазах большинства соседей, Ларком, естественно, полагал, что в качестве челядинца персоны столь влиятельной имеет право на такое же уважение со стороны слуг помянутых соседей. Подобная фантазия, разумеется, существовала лишь в собственном его мозгу, ибо в Шильстон-Апкоте Ларком пользовался репутацией в лучшем случае незавидной, и вокруг очага и дубовой стойки косточки ему перемывали со вкусом. По всем отзывам, был он педант и гордец, самодовольный брюзга, зануда и нытик, способный отравить радость всем и каждому, да в придачу еще и зазнайка надутый. Ум у него был короток – не длиннее куцых бриджей, характер вспыльчивый, а собственной внешностью он изрядно гордился, особенно треуголкой с воткнутым в нее пером (он считал, что это – последний писк моды), и формой длинных костлявых ног (столь выгодно оттеняемых яркими хлопчатобумажными чулками), и прочими чудачествами, причем все они несказанно забавляли поселян.