В спальне Курильщик замечает, что они остались втроем. Он, Сфинкс и Слепой. Слепой подбирает на гитаре ни во что не переходящие вступления, Сфинкс сидит неподвижно. Надеясь, что они просидят так еще достаточно долго, Курильщик осторожно достает из-под подушки блокнот.
Молчание Лорда вызывает у Табаки все большие подозрения. Он представляет, что подоконник – это ветка дерева, на которой они сидят вдвоем, он и Лорд, чуть покачиваясь под порывами ветра. Придвинувшись к ссутулившейся на краю их общей ветки фигуре, сочувственно спрашивает:
– Рыдаем?
– Думаем, – отвечают ему.
– Еще хуже, – вздыхает Табаки. – Лучше бездумные рыдания, чем бесслезные раздумья. Уж я-то знаю.
– Демагог, – ворчит Лорд, не отводя взгляд от хрустальных узоров на стекле.
– Мудрец, – не соглашается Табаки, дергая себя за серьгу.
Сфинкс, откинувшись на подушку Табаки, пахнущую так, словно под ней забыли расплющенный бутерброд с колбасой, слушает бренчащего на гитаре Слепого – своего рода рассказ, потому что для каждого в стае у Слепого своя тема, для людей и для мест, иногда просто один обрывающийся аккорд, и если сложить эти обрывки, можно угадать… Горбача во дворе. Табаки и Лорда в классе. Македонского под душем…
Раздраженный беспорядочным звуковым фоном, Курильщик перестает рисовать и укоризненно смотрит на Слепого. Слепой резко бьет по струнам: Черный – и заключает тему многозначительной паузой.
– Что, опять ускакал в Наружность? – спрашивает Сфинкс.
– И довольно далеко, – отвечает Слепой.
Курильщик вертит головой, оглядывая их по очереди.
– Вы говорите о Черном? Он что, сбежал в Наружность? Навсегда?
– Моя мать заберет меня! – кричит Лорд. – А мать Сфинкса заберет его. А твоя мать…
– Да нет у меня ничего такого, – бормочет Шакал, но Лорд его не слышит.
– И никто никого ни о чем не спросит! Ты знаешь сам! Но я не могу так больше! Не могу даже думать об этом!
Лорд встряхивает Табаки, закутанного в половину их общего пледа, и тот, клацнув зубами, вываливается из шерстяного кокона.
– Я не вещь! – голос Лорда падает до шепота. – Я больше не позволю этого. Я так решил. Что никогда больше не буду вещью.
Табаки держится за оконную ручку, чтобы не соскользнуть с подоконника. Лорд удивленно смотрит на него и, спохватившись, заворачивает обратно в плед.
– Извини. Я чуть тебя не уронил.
– В таких делах «чуть» решает все, – философски замечает Шакал, укрываясь с головой. – А вот известно ли тебе, как называются такие разговорчики или, вернее сказать, истеричные выкрики? Извращение. Ты извращенец, дружище. Можешь утешаться этим, пока мы не придумаем тебе какое-нибудь другое занятие.
– Небось запасается вдохновением, – мрачно предполагает Сфинкс, – чтобы потом всех кругом доводить. Ладно бы он только меня провоцировал…
– Не рассказывай, как вы с ним друг друга не любите, – перебивает его Слепой. – Об этом знают даже Фазаны.