Дом, в котором пекут круассаны (СИ)

Энтони даже не смотрит на него. Не сводит с Адалин взгляда даже тогда, когда она говорит чистую правду, когда открывает глаза собственному брату, столько лет жившему во лжи и надеющемуся, что рано или поздно ему достанется всё.

— Моя мать говорила мне, что мне следует поделить компанию пополам. Отдать половину Адалин, а вторую тебе, Эдвард. Но зачем мне два наследника, если я могу выбрать сильнейшего и отдать всё ему. Воспитать наследника под себя…

— Создать ему врага в лице родного брата или сестры, — хмыкнула Ада. — Я выхожу из игры. У меня нет сил разыгрывать партию за партией с тобой, Эдвард. Я поняла это, когда в моей жизни появилась Дафна. Она рассказала мне, показала, что помимо этого чёртвого бизнеса существует жизнь. Прекрасная жизнь. Когда вы начали встречаться, я подумала: «вау… я могу дать своему брату шанс. Я снова вижу в нём своего брата, а не человека, который играет со мной». И раз ты так хочешь стать единственным наследником, благодаря этому, — она поднимает папку на уровень своей груди. — Это произойдёт. Ты станешь одним, а я уйду. Раз и навсегда. Я больше не буду частью семьи. Я больше не буду его наследницей, и всё это будет твоим. Семейная идиллия. Всё, что мне нужно, чтобы отец подписал заявление о моём увольнении, и я уйду.

Эдвард смотрит на неё так долго, что она почти видит, как в его голове собирается весь этот пазл. Даже после того, что он сделал с Дафной, даже после того, что он делал для Энтони — отец никогда бы не сделал его наследником. В паре близнецов один всегда сильнее другого. Умнее, старательнее. Ада протягивает к брату папку с документами, и тот делает не решительный шаг вперёд. Один, второй. Кладёт пальцы на холодный пластик, пока его карие глаза растерянно следят за Адалин.

— Это правда? Всё, что ты говоришь. Это правда? — его голос тихий, почти жалостливый.

— Если бы ты не тронул Дафну, — таким же тихим шёпотом начала Адалин. — После вступления в наследство я хотела отдать тебе половину. Тогда я ещё думала, что ты мой брат. Но теперь у меня нет ни брата, ни отца. Просто дай мне уйти. Я не о чём большем прошу. Только о свободе.

Пальцы Адалин разжимаются, и Эдвард отступает от неё. Его глаза впиваются в эту несчастную папку.

— Ты подпишешь? — Эдвард поднимает глаза на отца, протягивая ему документы.

— Конечно, — Энтони улыбается — хотя, правильнее назвать это оскалом. — Раз этого хотят мои дети, я подпишу. Потом потребуется только твоя подпись, Адалин.

Его длинные пальцы ныряют в кармашек пиджака, доставая тяжёлую металлическую ручку. Это было не удивительно — на таких мероприятиях вечно заключались какие-то контракты. Энтони достает стопку бумаг, кладя её прямо поверх папки, и оставляет свою размашистую подпись прямо так. На весу, в самом низу листа. Аккуратно складывает листы друг на друга, убирает их обратно, и даже ручку сверху на листы прикрепляет.

Вот так просто? Так легко? Он отдаёт ей свободу, выпускает из клетки. Ничем не угрожает, даёт ей свежий воздух. Адалин поджимает губы, переводит взгляд сначала на Женю, потом на сзади неё стоящего Николаса, потом на Илью и даже на торчащую где-то между плеч лицо Кирилла.

Он отпускает её.

— Эдвард, отдай бумаги обратно своей сестре.

Дрожащие пальцы брата берут папку, пока он такими же медленными шагами настигает Аду. Адалин же не сводит глаз с отца. К чему эта щедрость? Когда брат оказывает рядом, протягивая Вуд все подписанные документы, Адалин на радостях хватается за край папки. Пока голос отца снова не радаётся в комнате.

— Но когда будешь подписывать документы, подумай кое о чём, Адалин. Караванная улица, 11/64. Третий этаж, окна во двор.

Адалин замерла, не решаясь потянуть на себя папку. Ей этот адрес не говорил ничего, но стоило только посмотреть на отца, проследить за его взглядом, который упёрся в Илью, как осознание настигает Аду.