Утром просыпаюсь от какой-то возни у окна. Открываю глаза и вижу, что все сгрудились у подоконника. Что-то обсуждают, спорят и кричат.
– Говорю вам, это Соломон и Дон вернулись!
– орет Шакал. – С отрядом мстителей-единомышленников! Вот увидите, я угадал! – А я вот считаю, что это люди из соседних домов,
– высказывает предположение Лэри. – Явились требовать, чтобы Дом поскорее сносили. Устали уже ждать. – Да нет же, это точно чьи-то родители!
– волнуется Рыжая. – Только родители способны на такое. – Ты думаешь, там могут быть наши бабушки?
– с ужасом спрашивает Слепой. Он тоже торчит у подоконника, но наружу, конечно, не высовывается. – Почему именно бабушки?
– удивляется Рыжая. – Что там такое?
– кричу я. – Что случилось? Ко мне оборачивается только Сфинкс.
– Там палатки. Возле самого Дома,
– объясняет он. – Четыре штуки. – Кемпинг!
– орет Табаки, повисший на оконной решетке. – Целый кемпинг мстителей! Я начинаю одеваться. Почему-то в страшной спешке. На подоконник мне не взобраться, даже если с него все слезут, но я все равно веду себя так, как будто сейчас встану, растолкаю всех и тоже посмотрю.
Единственный, кто остался на кровати, кроме меня,
– Лорд. Курит и делает вид, что ему на все наплевать. – Бабушки как раз вряд ли поселились бы в палатках,
– говорит Рыжая. – Мне так кажется… Рыжая стоит на подоконнике в полный рост, в куцей маечке на бретельках и в трусах. Майка не дотягивает до пупка, а трусики у нее ярко-красные, под цвет волос. Под мышкой зажат пыльный мишка. Я соображаю, что Лорду это вовсе не нравится. Что он потому сидит такой мрачный, что Рыжая торчит в окне полуголая, хотя ему бы лучше порадоваться, что не совсем голышом. Она и без майки бы там запросто встала, уж я-то знаю.
– У Слепого паранойя,
– хихикает Табаки. – В последнее время ему везде мерещатся чьи-нибудь бабушки. Он просто потерял из-за них покой. – А почему не дедушки?
– спрашивает Русалка. – Интересно, когда они вылезут наружу?
– говорит Лэри. Я уже одет и подползаю к краю кровати, поближе к ним. Не посмотреть, так послушать. Македонский, заметив мой интерес, подходит к кровати.
– Хочешь поглядеть? Ползи к окну, я тебя подсажу.
– Не надо,
– говорю я. Пока я ползу к окну, Русалка с него слезает. Она в мужской пижаме, которая велика ей размера на три. Рукава она подвернула, но штанины болтаются, как у клоуна. Рыжая, держась за решетку, протягивает мне руку и втаскивает наверх, почти без помощи подталкивающего снизу Македонского.
И вот я наконец их вижу. Четыре палатки. Две защитного цвета, одна оранжевая и одна тускло-синяя. Стоят они действительно вплотную к сетке, как будто Дом вырастил их на себе за ночь, как грибы.
– Мне кажется, это экстремалы из шестой,
– задумчиво говорит Сфинкс. – Может, Черный решил начать приучать их к Наружности. Поэтапно. – Пойдем во двор?
– кричит Рыжая. – Поглядим на них вблизи? – А завтрак?
– возмущается Шакал. – Вы все совсем уже перестали завтракать. Мне одному в столовой скучно! Я смотрю на палатки дольше всех, потому что последним их увидел и потому что не могу слезть. Всем уже надоело обсуждать это явление, и через некоторое время я остаюсь на подоконнике один. Македонский, снимая меня, старательно отворачивается от окна.
– Ты чего?
– спрашиваю я его. Он пожимает плечами.
– Так. Неинтересно.
Почему-то я ему не верю.
В коридоре все дружно мрачнеют и надевают темные очки. Стены уже не страшные. Они теперь светло-кремовые, ровные и чистенькие. Вот только ужасно воняет краской.
– Мы теперь как продолжение Могильника,
– сокрушается Лэри. – Как жить? Остальные помалкивают.