Дом, в котором ты живешь

– Смотрите, Давид Михайлович, какая классная стрелялка! – развязно приветствовал нас Денис, когда мы поздним вечером входили в квартиру.

– Мы вообще-то устали, – попыталась я вразумить сына, – но Давид уже покорно подсаживался к компьютеру. – Пойдем, я тебя ужином покормлю!

– Да я ел у Сереги! Ты лучше позвони бабушке. А то она волнуется, как это ребенок так поздно один.

– Какой ребенок?

– Я! Я ребенок! – И Денис довольно расхохотался.

Глава 20

Мы условились с Ольгой, что моими присутственными днями в редакции будут вторник и пятница. Постепенно я вошла в ритм и успевала не только выполнять обычные обязанности дежурной: встречать посетителей, отвечать на звонки, просматривать корреспонденцию, – но и редактировать опусы.

Ольга же торчала в редакции день и ночь. Вскоре мы немного подружились. За романтическим фасадом бело-розовой девушки скрывалась супруга офицера МЧС и мать десятилетнего школьника. Она много и охотно говорила о сыне, о муже упоминала иногда и вскользь. Подлинной ее страстью был Рыдзинский. Об обожаемом Борисе Григорьевиче Ольга могла рассказывать часами.

Я примирилась со службой в редакции отчасти благодаря веселой и приветливой Ольге, другим несомненным плюсом было время. В свободные дни я успевала заниматься домом, готовить сложные обеды, ходить в бассейн и читать.

В выходные приезжали Илюшка с Олегом. Дом оживал.

– Как дела? – покровительственно интересовался Денис у младшего брата.

Вместо ответа, тот раскладывал на столе рисунки: карандашные наброски, ясные, будто хрустальные, акварели.

– Прикольно! – восхищался старший.

Олег, наблюдая за ними, обиженно помалкивал. Я обнимала сына за плечи и уводила в другую комнату.

– Рассказывай, что там у вас с бабушкой.

– Достает она! – жаловался парень.

– Как это достает? – прикидывалась бестолковой я.

– Только и талдычит: делай уроки, делай уроки…

– Ну и правильно: делай уроки.

– Так я сделал. А она: еще почитай, еще порешай.

– Ну? Ты решаешь?

– У нее попробуй не порешай!

Но главное содержание моей жизни – Давид. Куда бы я ни шла, что бы ни делала, всегда ощущала его рядом. Здесь бы он расхохотался, в этой ситуации – заставил бы настоять на своем. Здесь бы, пожалуй, замкнулся, нахмурился. Пришлось бы его тормошить.

Некоторые эпизоды мне ужасно хочется пересказать ему. Но делаю это я редко: он возвращается поздно, усталый.

– Посмотри, что я купила.

Я протягиваю небольшую книжку, на обложке – городской пейзаж, нарисованный в сочной примитивистской манере.

– Катрин Панколь, – старательно читает он. – «Я была первой». Что это? Роман?

– Послушай, что она пишет: «Тот, кто любит по-настоящему, присматривается к вам, вглядывается в глубины вашей души и заботливо извлекает оттуда сокровища, о существовании которых вы даже не догадываетесь. Он помогает вам стать богаче, взрослее, счастливее. Взгляд любящего человека способен изменить всю вашу жизнь, подарить вам бесконечные просторы, по которым вы будете мчаться, упиваясь счастьем и гордостью, говоря себе: я – это я. Иногда я незаурядна, а иногда – такая, как все!» Ну что ты на это скажешь?

– А что значит «любит по-настоящему»?

– Она же объясняет: любить надо реального человека – своего партнера…

– Не говори так – партнера! – поморщившись, нетерпеливо перебивает меня Давид.

– Это слово автора.

– Все равно: не говори так.

И потом: «Наша первая любовь – это наша мать. Всему мы учимся у нее. Любить или не любить. И если любить, то определенным образом. А дальше начинаем подходить с мамиными мерками к своему… избраннику во взрослой жизни. Нам легче учить, перевоспитывать, но не понять, принять, почувствовать гармонию и уникальность живого человека. Мы с радостью подменяем его искусственно созданным идеалом…»

– Идеалом? – опять перебивает Давид. – Я давно простился с идеалами. Но встретил тебя…

– Да разве я идеальна? О, Давид, твои слова – страшный симптом. – Я смеюсь.

В конце октября мы на неделю уезжаем в Испанию – так Давид решил отпраздновать мое тридцатипятилетие. С утра мы посещаем Прадо, любуемся творениями Веласкеса – придворными в парадных костюмах, потом на маленькой, взятой напрокат машине (Давид комично прижимает колени к подбородку) объезжаем загородные замки, обедаем в маленьких ресторанчиках и бродим по городу. Непоздним вечером возвращаемся в отель.

– Чего бы ты хотела еще сегодня?

– Вас. – Я со смехом толкаю его на кровать.

– Это нескромное желание, мадемуазель.

И вы отлично знаете, что я никакая не мадемуазель. – Я скидываю туфли и устраиваюсь рядом. Мне хочется болтать и смеяться. – Представьте себе, сегодня весь день, гуляя по городу рядом с вами, я просто умирала от желания.

– Ты шутишь? – почти серьезно спрашивает он.

– Не знаю… И да и нет. В каждой шутке ведь только доля шутки.

Он опять как-то странно смотрит на меня. Словно пытается что-то понять, вспомнить. Может быть, он помнит меня по прошлой жизни? А может, наоборот, хочет запомнить для будущей? На всякий случай, я подхожу к зеркалу и поправляю прическу. Пусть, по крайней мере, запомнит красивой…