Дом в Мансуровском

– Дима Еланский? – переспросила Юля. – Ты бы предупредил, все-таки не чужие люди.

– О чем?

– О том, что началась, – жестко ответила она, – как у вас там? Вербовка? Я же твой потенциальный агент, так? Ждал, пока что-то сболтну? Ну да, все бабы дуры, протреплется как нечего делать. А уж после того, как…

– Что – «как»? – металлическим голосом спросил он.

– Как ублажил девушку. Хорошо ублажил, грамотно. Только мелковато, нет? Все-таки ты не пешка, ты человек серьезный, в чинах. А тут такое. Спишь с бабой, чтобы информацию получать? Мелко и низко, Кружняк. На что ты рассчитывал? А, поняла! Баба довольная, удовлетворенная, выложит все как на блюдечке. Да? Я права? Сначала про Диму, ну а потом про всех остальных неблагонадежных. Скажи, – она нагнулась и посмотрела ему в глаза, – как я теперь называюсь? Агент? Тогда кличка и остальные подробности, я требую подробностей! Надеюсь, это не бесплатно? – У нее начиналась истерика. – Не, так не пойдет! Вздумали на мне сэкономить? А хрен вам! Я девушка умная и требую зарплату! Кстати, как у вас там? Сдельно? Как потопаешь, так и полопаешь, так?

Он медленно поднялся с кровати и пошел к двери. У двери обернулся:

– Дура. Какая же ты, Юлька, дура! Господи, что ты несешь! Какое там «сдельно», какая зарплата? Какое «потопаешь»? Я… – он скривился и махнул рукой. – Я предупредить вас хотел. В смысле, Диму твоего. Мутная эта француженка, стремная. Ну а насчет всего остального… А твои Розенблаты, забыла? Ты просила, чтобы их не трясли на таможне.

– Розенштейны, – машинально поправила его она.

– Ага, Розенштейны, – он матернулся, – или твои, как их, Соловьянниковы! Думаешь, мне было просто просить за каких-то незнакомых людей? И что, я никому не помог? Кстати, – он засмеялся, – фамилия-то у них не Соловьянниковы, ты в курсе? Соловейчики их фамилия! А почему сменили? Не спрашивала? Так вот, спроси. Спроси, чего поменяли, если такие сионисты. Почему отказались от фамилии предков? Не знаешь? А я знаю. Чтобы легче жилось. Ну ничего, приедут на историческую родину – опять поменяют! Знаю я эту публику, знаю.

Он вышел из комнаты. В ванной зажурчала вода.

Юля сидела опустив голову. Как же тошно было на душе, как же противно! Пусть валит к чертям! Предупредить он хотел! Ага, как же, поверим! Но ведь правда, что он помогал…

Сейчас он уйдет. Оденется и уйдет. А ей опять будет плохо. Да бред, ей будет плохо в любом случае. И если он останется – тем более.

С Димой Еланским, Юлиным коллегой-журналистом, была такая история.

Он собирался бежать. План был простой: купить туристическую путевку на морской круиз – из недорогих было путешествие по Дунаю, – и сойти в одном из портов. Сделать это непросто, туристы разбиты на группы, при каждой группе сопровождающие с зорким оком, шаг вправо, шаг влево отслеживается, но Димка говорил, что уйдет. Маршрут просчитан, эта Николь будет его ждать в кафе, проведет его через кухню и отвезет в полицейский участок. И все, тю-тю, дорогие сограждане, земляки и сопровождающие в погонах.

Проблема была в одном – купить турпутевку было непросто. А уж на одного, да на молодого, свободного парня втройне непросто.

Путевки продавались через агентство «Спутник», и там требовалась куча характеристик, справок и прочих дурацких бумаг.

Два раза в путевке Димке отказывали, но пыла он не терял. Брак с этой Николь был невозможен – во Франции у нее имелся богатый и влиятельный муж, с которым она несколько лет как разводилась.

Димка обсуждал план с друзьями, разумеется, с самыми близкими, выходит, среди них стукач?

Так, минуту. А может, про побег им неизвестно? Как он сказал? «Француженка стремная»? Ну да, все правильно. Предупредил, что будут сложности с браком. Нет, они не знают про бегство. Про планы уехать – да, информация открыта, Николь в процессе развода, можно сделать выводы.

О господи! Вот же она накрутила, страшилки нарисовала, на Кружняка сорвалась, а все оказалось гораздо проще.

Выходит, он действительно хотел предупредить? Или все-таки что-то вытащить?

Господи, у нее паранойя.

В тот день Кружняк не ушел, но вечер был безнадежно испорчен.

О Еланском они больше не говорили – какой смысл?

В феврале Юля занялась очень серьезным проектом, и они с Кружняком почти не виделись. Она делала карьеру, стала финансово независимой, отказывалась брать деньги у отца. Кстати, чувствовал профессор себя не очень. Не жаловался, но было заметно: он порядком сдал, постарел, теперь все ему тяжело. Да и Маруся добавила, чертова скромница! Угораздило же влюбиться в этого подводника! Дурында, испортила себе жизнь. И чего ей не хватало? Сидит теперь в этой холодной дыре и пишет, что счастлива. А папа и Ася страдают, не могут смириться, что отпустили любимое дитя.

Тем временем наступали новые времена. К власти пришел Горбачев, и началась перестройка. Стали привычными слова «ускорение», «гласность». Потом случилось падение железного занавеса, крушение соцлагеря, распад СССР.

Начиналась новая жизнь. Какой она будет?

* * *