Дом в Мансуровском

Чего она хочет? Поставить точку и выгнать его или остаться с ним, принять его ребенка и даже участвовать в его жизни: «Ты купил мальчику подарок на Новый год? Нет? Давай купим вместе. Ты подумал о летнем отдыхе? Давай подумаем вместе». Мальчик приходит к ним в дом, у него есть своя комната, здесь его чашка и одежда, игрушки и книжки. Они берут его в путешествия, ходят с ним в гости, празднуют его дни рождения.

Юля вздрогнула и открыла глаза. Нет, вряд ли. Вряд ли ей это подходит.

Услышала шаги и закрыла глаза. Есть еще кое-что. Например, их интимная жизнь. Когда они спали в последний раз?

Игорь зашел в комнату. Юля наблюдала за ним сквозь ресницы. Спортивное, все еще красивое тело, влажные после душа густые, с легкой сединой волосы. Стройные ноги, втянутый плоский живот. Как она могла не хотеть такого мужика? Как могла оставаться равнодушной, как могла отмахиваться: «Не сегодня, болит голова, я очень устала»?

– Иди ко мне, – не открывая глаз, сонно сказала она, – иди, я соскучилась.

И, обнимая знакомое и родное тело, вдыхая привычный запах его кожи, волос, решила: «Никому не отдам. Фигушки! Не отдам. Мое».

Маруся видела, что Ася устает. Возраст есть возраст, и, как бы она ни крепилась, как бы ни скрывала, понятно, что ей тяжело. А это значит, что надо снимать ее с работы. Но как прожить на одну зарплату? Да, алименты от Леши хорошие и регулярные. А сколько ребенку надо? Новая куртка на весну, новая дубленка на зиму. Зимние сапоги, демисезонные ботинки. Школьные и выходные туфли. Платья, кофточки, юбки и брюки. А впереди лето, и это значит, что нужно собрать деньги на море. Не на двоих – на троих, как поехать без Аси?

Турция надоела, да и не любила Маруся Турцию. Любила Испанию, побережье Коста-Брава. Это приличные деньги, а в отпуске хочется расслабиться и не считать копейки.

На отпуск Маруся копила весь год. Да и вообще хотелось дать дочке лучшее. Тома не требовала, она не была избалованной, но это были вечные Марусины комплексы: ребенок растет без отца, и в этом виноват не он, отец, а она, мать. Как говорится, разрушила все своими руками.

Юлька смеялась. Как всегда, смеялась над младшей: «Ну да, а там, в гарнизоне, Томочке бы точно было лучше! Вот там была бы жизнь, правда, Мань?»

Конечно, Юля права: у Томы английская спецшкола, плавание, музыка, художественная школа. Подружки у нее из приличных семей, своя комната, заботливая бабушка Ася, вечно токующая беспокойная мамаша, любящая тетка.

– Нет, – настаивала сестра, – ты только представь! Погодка эта, серое небо, сугробы выше человеческого роста, ветра и мороз. Ну да, служебная квартира, двушка в пятиэтажке, какое счастье! Кружок макраме и хор с патриотическими песнями, Новый год в офицерском клубе: каждая печет торт и приносит банку с грибами, советское полусладкое, а потом запевай! «Когда усталая подлодка из глубины идет домой». Так, Марусь? Я помню, у меня хорошая память! Нет, милая, ты все сделала правильно. И не без моей, заметь, помощи. Но это так, к слову!

«Я все сделала правильно, – как мантру повторяла Маруся. – Я все сделала правильно. Я все сделала правильно? Я все сделала правильно! Я все сделала правильно…» От интонации ситуация не меняется, хоть вопросительный ставь, хоть восклицательный, хоть многоточие.

Жалела ли Маруся о сделанном? И да, и нет. Не поймешь. Саму себя не поймешь, не разгадаешь, самой себе не признаешься.

Чужая душа потемки? А собственная? Когда иной раз стыдишься собственных мыслей, осуждаешь себя за собственные поступки, сомневаешься в правильности содеянного?

К лету Маруся уставала. Работа давно стала рутиной, но не противно, уже хорошо. Она расстраивалась, глядя на Асю – стареет, стареет моя Асенька. Раньше была ловкая, быстрая, легкая, как серна. Теперь отяжелела. Придет с работы, присядет «на пару минут», а просидит полчаса. С трудом поднимется, примется за дела. Хлопочет по привычке, только кому это надо? Кому нужны ее пироги? Томочка от пирогов отказывается – десять лет, а уже следит за фигурой. Какая фигура, она еще ребенок! Но нет, не ест.

Кстати, и худенькая Маруся поправилась. Все с возрастом поправляются, это понятно. До полной женщины ей далеко, но из худышки стала женщиной упитанной, и из сорок четвертого перешла в сорок восьмой.

И сестрица пополнела. Впрочем, она никогда не была худышкой. Но молодец, не заморачивается: «Вот еще, буду жрать что хочется!»

Маруся была сластеной, а Юля солестеной – любила соленое. Для нее селедка вкуснее любого пирожного, повезло.

Вопросов сестре Маруся по-прежнему не задает, знает, что правдивого ответа не получит. Уже и не переживает – отболело, так, значит так, такие у них с Юлей отношения. Нормальные отношения, вполне дружеские, но не близкие, нет. Близкими они так и не стали. Для близости нужно желание двух сторон.

Ну да ладно, хватит ныть, все у нее хорошо, в их бабьем царстве.