Дом в Порубежье

Занятые разговором, мы не спешили с едой, пришлось даже поторопиться, потому что негоже было поддаваться расхлябанности. Быстро спустившись вниз со скалы, мы отправились вперед бодрым шагом. И вскоре услышали далекое шипение пара и бурление кипящих вод; сей странный звук, поскольку я уже слышал его, не встревожил меня – в отличие от Девы. Я успокоил ее, и мы вместе погрузились в туман.

Сквозь густое облако мы шли более трех часов, и Дева держалась за моей спиной, чтобы случайно не ступить в кипящую лужу. А я направлял наш путь вдоль берега моря, оставляя воду по правую руку.

Воистину это море кипело; повсюду виднелись горячие водоемы, так что трудно было сказать, море ли рядом с нами или еще одна бурлящая котловина. Боясь ошибиться, мы шли весьма осторожно.

Вокруг нас булькала, бурлила, шипела и свистела вырывавшаяся из глубин вода. Нередко казалось, что где-то неподалеку, сотрясая саму землю, шевелится неведомое чудовище; потом наступала полная тишина, и в окружавшем нас безмолвном тумане где-то далеко выводила свою писклявую и унылую нотку какая-нибудь одинокая струйка пара.

В начале четвертого часа пути мы вышли из густого облака, оставив позади и свистящие, и ревущие воды. Густое облако сначала превратилось в редкий туман, а потом мы наконец вышли на открытый воздух.

Дева сразу же увидела деревья, невысоким леском протянувшиеся по правую руку от нас, вдоль берега моря. Увидев деревья, она пришла в восхищение, ей хотелось срывать ветви и листья, рассматривать их, вдыхать аромат. Высокие растения, подобных которым ей не приводилось видеть в той жизни, пробуждали в сердце Наани тени древних видений. Словом, она как бы оказалась вдруг в милом сердцу уголке тайных мечтаний.

Когда миновал шестой час нашего пути, мы остановились в удобном месте, съели таблетки и выпили воды, а потом Дева попросила, чтобы я отвел ее к теплому водоему и постоял рядом, но спиной к ней.

Она умылась, насладившись отрадно чистой водой, а потом сама стала на стражу, пока я занимался тем же самым делом. После мы продолжили путь, говорили о том и об этом, но я держался внимательно, а Деве сказал, чтобы и она не забывала о бдительности.

Так прошли семь добрых часов, и мы приблизились к ярко пылавшей у моря горе – той самой, что согревала меня, пока я спал на дереве.

Я затянул переход на целый час, потому что хотел, чтобы мы отдыхали и ели в том самом месте.

Когда мы подошли к дереву, Наани попросила, чтобы я помог ей взобраться на ветку, на которой я ночевал; там мы и съели наши таблетки. Мне было приятно ее стремление – ведь ничем плохим оно закончиться не могло. Наверху я показал ей то место, где лежал; Наани попыталась отыскать на коре дерева отметины, оставленные моим панцирем, а после уселась, ела и пила, в безмолвии разглядывала огненный холм, и я не тревожил ее словами.

Додумав свою думу, она припала к ветви и поцеловала то место, где я лежал. И о! Дева вдруг извлекла нож, срезала кусок коры, спрятала его на груди в качестве памятки и была этим довольна.

Потом, спустившись на землю, я рассказал ей о великом звере, тут она вскрикнула и сама показала мне борозду, оставленную чревом чудовищной твари, видны остались и незатоптанные следы, позволившие мне прикинуть величину зверя; по сравнению со Слизнем это существо можно было считать небольшим, пусть оно и обладало рогами и твердой кожей.

Наблюдения Девы напомнили мне о том, что с тех пор, как я побывал в этом месте, прошло только семнадцать дней; факт этот показался мне странным и непонятным, поскольку, на мой взгляд, миновало куда больше времени – полного великих трудов и событий. Впрочем, не следует забывать и о том, что в день моего пути подчас укладывалось два, а то и три обычных.

Потом мы продолжили прерванное путешествие, и после двенадцатого часа я, как всегда, хотел понести Деву. Однако Наани сказала, что следующие шесть часов пройдет собственными ногами, избавив меня от лишних усилий. Но я понимал, что в таком случае она лишится всех сил через день или два, а нам следовало спешить, и посему позволял ей идти не более двенадцати часов каждый день, а потом брал на руки; дело в том, что, рожденная в Малой Пирамиде, Наани была не столь крепка от природы, как женщины Великой Пирамиды; кроме того, жуткий месяц, проведенный ею в одиночестве и голоде на просторах Ночной Земли, весьма ослабил ее.

Словом, когда я вновь поднял ее, Дева удивилась крепости моего тела и духа. Истинно так: я был силен и велик телом; наверно, и воля моя оказалась под стать физической силе, иначе я просто не смог бы вывести Деву из этих мрачных краев. Слушая Наани, я радостно улыбался, мне было приятно ее восхищение.