– Может, вы просто почитаете мне что-нибудь.
Гидеон осторожно поднял на нее глаза.
– Какую-нибудь историю. Вместо урока. Мне бы очень хотелось.
Гидеон пытливо всматривался в ее лицо.
– Конечно… – Он запнулся и кашлянул. – Конечно, с большим удовольствием. Библиотека в этот час закрыта, но среди дядиных книг, я уверен… Подождите минутку. Вы позволите?
Мисс Таттон рассмеялась.
Однако оказалось, что у Нейи книг не так уж и много, возможно из-за того, что он вел кочевой образ жизни. На книжных полках стояли, как и следовало ожидать, труды по теологии, причем многие из них были посвящены природе ангелов. Гидеон увидел справочники по растениям и насекомым (он совсем забыл, что дядя увлекался бабочками), а также естествознанию, трактаты о тяжелом положении бедняков и работы на более загадочные темы (например, Гидеон даже не представлял, что такое «спиритическая фотография»). Нейи, видимо, к романам интереса не питал, а сам Гидеон с художественной литературой был знаком плохо. Волнуясь все сильнее оттого, что заставляет мисс Таттон ждать, он взял первое произведение изящной словесности, что попалось под руку, – «Памелу» господина Ричардсона[24]
.Гидеон ни в коей мере не был привычен читать вслух и вскоре сам убедился, что не обладает талантом чтеца. Он часто запинался и кхекал, а когда ему случалось поднять глаза на мисс Таттон, то и вовсе терял строчку, которую в тот момент читал. Но она все равно какое-то время слушала его со вниманием, тихими возгласами реагируя на очередную интригу или новое откровение. Но примерно через двадцать минут, прочитав вслух с полдесятка писем Памелы, Гидеон заметил, что мисс Таттон ерзает на стуле.
– Боюсь, я скучно читаю, – посетовал он, опуская книгу.
– Дело не в вас, сэр…
– Гидеон. Зовите меня Гидеоном, прошу вас.
– Это я на нее злюсь, на Памелу. Как можно быть такой дурехой. Неужели не видит, что у него на уме, у мистера Б. Его матушка недавно преставилась, а он уже горничную ее обхаживает, расхваливает ее почерк и все остальное. Слепая она, что ли?
– Ну да. – Гидеон почувствовал, что краснеет. – Возможно, вы…
– А теперь еще и подарки ей делает. То просит, чтобы она продолжала читать, а в следующую минуту сует ей шелковые чулки. – Мисс Таттон глянула на книгу в его руках, и в глазах ее заплясали озорные искорки. – Может, с чтения все и начинается.
Гидеон натужно кашлянул и заелозил на стуле.
– Во всяком случае, Памела может написать родителям и спросить у них совета. Думаю, они сумеют более объективно оценить ее положение.
– Хорошо, что ей есть кому посоветовать, – заметила мисс Таттон. Несколько мгновений она пристально смотрела на него, и в ее лице сквозило нечто такое, чему он не мог подобрать определения. – Пожалуй, мне все-таки лучше выучить алфавит. Чтобы в письме спросить совета, когда я окажусь в щекотливом положении. Впрочем, мне и писать-то некому.
– Некому, мисс. – Гидеон помедлил в нерешительности. – По крайней мере, в этом мы с вами похожи.
Мисс Таттон снова остановила на нем взгляд.
– Вы так думаете, молодой господин? Что мы с вами оба сироты? Два сапога пара? После смерти родителей о вас дядя заботился, он в Кембридж вас отправил. А я знаете с чем осталась?
– Простите, мисс Таттон. Если я ляпнул не подумав, то это только потому… – Он опустил голову. – Говоря по чести, я и в хорошие-то времена болтаю что ни попадя, а сегодня вечером голова и вовсе не работает.
– Вы серьезно? – Ее негодование улеглось. – Плохо дело. Лучше мне подальше от вас держаться, а то к концу недели от вашей учености вообще ничего не останется.
Гидеон застенчиво смотрел на нее, словно подбирая верные слова.
– От этого будет больше вреда, чем пользы, мисс.
Мисс Таттон поднялась со своего места.
– Видимо, вы давно не читали вслух. Впрочем, безобидный вы или нет, она все равно волнуется. Завтра после обеда она собирается в город, хотя хозяин еще о том не знает. Муж ее задолжал денег на петушиных боях, и пока кто-нибудь за него не расплатится, его не отпустят на свободу. После вашего отъезда мне придется еще долго сидеть взаперти – целыми днями цветы буду делать, скорее всего, потом переселюсь в какие-нибудь меблированные комнаты, которые будут мне все равно что тюрьма. Я все-таки выйду на улицу, молодой господин. Старина Нелли говорит, что нельзя, это небезопасно, но я все равно выйду.
– Гидеон. Зовите меня Гидеоном, молю вас. Почему вам на улице небезопасно?
– В четыре часа на заднем крыльце, у выхода на Фиш-стрит-хилл. – Энджи задержалась в дверях. Ее еще было видно в сиянии светильника, но она уже наполовину спряталась в темноте лестницы. – Доброй ночи, молодой господин. Оставляю вас наедине с вашими мыслями.