Дом веселых нищих

— Отныне ты входишь в братство шайки «Саламандра» и клянешься подчиняться ее атаману. Целуй! — Он поднес финку к губам Романа.

«Саламандра» — младшая была узаконена.

ВОЙНА СО «СНЕТКАМИ»

Последние недели поста в доме было тихо и скучно. Все только и делали, что в церковь ходили. Даже мастеровые стали меньше пить и присмирели.

Членов шайки замучили родители, беспрестанно таская по церквам, заставляя говеть и исповедоваться. Шайка долго не собиралась. А это грозило развалом. Надо было что-то предпринимать.

— Давайте драться, — предложил Роман. — Войну поповичам объявим.

Поповичи были коренные враги саламандровцев, и война с ними шла все время, то затихая, то разгораясь вновь. Это были ребята из соседнего дома. В том доме жили священники и дьяконы из собора и помещалась лавка церковной утвари.

Выбранный делегатом, Женька пошел к поповичам сообщить о начале военных действий, а «Саламандра» в боевой готовности осталась на дворе ожидать его возвращения. Вернулся Женька с необычайной поспешностью, запыхавшийся, с лиловым синяком на лбу, в растерзанном виде. Делегата избили. Возмущенные саламандровцы немедленно выступили в поход.

Поповичи, вооруженные камнями и ремнями, дружно высыпали навстречу врагу.

Битва была горячая, но саламандровцы победили. Поповичам пришлось позорно отступать, а их атаман, белобрысый гимназист, даже ремень потерял.

На другой день он пришел и стал, хныча, просить, чтоб вернули ремень.

Переговоры вел Роман. Он стоял в черкеске, как настоящий начальник, и, держась рукой за кинжал, хмурясь, строго допрашивал гимназиста:

— А будете воевать?

— Не будем, честное слово. Мир.

— Ну ладно. Ремень отдадим за выкуп. Есть фантики?

— Есть.

— Давай сто штук.

— Много. Может, пятьдесят довольно?

— Сто, или ремень не получишь.

Фантики гимназист принес, и мир снова водворился между домами.

Тогда взялись за «снетков».

«Снетки» жили в казенных рыжих корпусах Измайловского полка, что стояли против дома веселых нищих. «Снетками» звали кантонистов. Команда кантонистов, состоящая из солдатских детей, пела в Троицком соборе на клиросе. По праздникам «снетки» гуляли на пушках, изредка дрались с ребятами из дома веселых нищих.

Первым делом, поколотив «снетков», прогнали их с пушек.

На другой день кантонистов пришло больше, но ребята после жаркого боя заставили их отступить. На следующий вечер кантонисты поймали Пецу. Затащив его к себе в казарму, они выпороли его, вымазали сажей и нарубили таких банок на животе, что Пеца едва дотащился до дома.

Дело заварилось.

Наступила пасхальная ночь. Вечером мать одела Романа в чистую рубашку и, дав пятачок на свечку, отправила в церковь.

Церковь была переполнена молящимися. Одну половину ее занимали роты солдат, одетых в парадную форму с белыми ремнями и сверкающими ножнами тесаков. На другой половине теснились прихожане, а перед алтарем, отделенное оградой, стояло полковое начальство.

Хор кантонистов в полном составе гремел на клиросе.

Ребята собрались около церкви в саду. Деньги, выданные на свечки, проели на ирисках. Весь вечер ребята пробегали в саду по новым мосткам, настланным для крестного хода.

Служба окончилась. Отгудели басовые колокола. В черной мгле замигали огоньки молящихся. Вышли кантонисты.

— «Снетки»! — ревели ребята с паперти. — «Снетки», держи портки!

Кантонисты ничего не отвечали и быстро прошли мимо. Вдруг на паперть выбежал запоздавший кантонист и помчался было по переулку догонять команду.

— Стой! — крикнул Васька, хватая за грудь перепуганного мальчишку. Тот рванулся, но сзади кто-то треснул его по затылку.

Кантонист вскрикнул и заплакал.

— Попался, «снеток»! — загалдели ребята.

Кантонист, вытирая руками покрасневший нос, жалобно заскулил:

— Отпустите, что я вам сделал?

— Ага! Говори-ка, что ваши надумали? Не скажешь, излупим.

— А если скажу, не тронете? — спросил кантонист.

— Не тронем.

— Тогда скажу. В первый день пасхи нас распускают, так поповские ребята просили помочь. Значит, вместе будем вас бить.

— Измена! Проучим поповских! — закричал Женька.

— У нас и большие будут, басисты, — сказал кантонист с гордостью. — Вы лучше не показывайтесь.

— Ах, ты, плашкет! — вскипел Васька. Кто-то пнул ногой в зад кантонисту, кто-то стукнул его по спине. Минут пять ребята яростно всей оравой награждали кантониста колотушками. Потом долго смотрели, как мальчишка, подобрав полы шинели, смешно подскакивая и оглядываясь, шлепал по лужам.

— Ну что же, будем драться? — спросил Роман. — Или струсили?

— Ты не трусь, — угрюмо сказал Шурка Спиридонов.

РАЗГРОМ

Колокольный звон разбудил Романа. Прямо в полуоткрытые окна врывался он. От могучего голоса колоколов дрожал бревенчатый «Смурыгин дворец». Этот звон, шум на дворе и яркое солнце сразу напомнили, что сегодня праздник.

Роман быстро вскочил, надел черкеску, полюбовался немного кинжалом и, выпив стакан кофе, выбежал во двор.

На дворе праздник чувствовался еще острее. Все, кого он ни встречал, были в новых костюмах. Даже пьяница и оборванец Шкалик, подмастерье из кузницы Гультяева, был в новой синей рубашке.