Дом Весталок (ЛП)

- Да. Умирающего звали Азувий, он приехал из Ларина[20] просто отдохнуть и посмотреть город – и тут внезапно и тяжело заболел. Его всё время била страшная лихорадка; он то обливался потом, то трясся в ознобе. Врачи ничего не могли поделать. Видно, болезнь изменила его до неузнаваемости: его друг уверял, что ему ещё нет и двадцати, а выглядел он намного старше. Не позаботившись прежде составить завещание – в конце концов, он ведь был совсем ещё молодой человек – и понимая, что может умереть в любую минуту, Азувий пожелал непременно составить его теперь и послал своего друга за восковой табличкой и стилосом. Требовалось семеро свидетелей; искать кого-то специально было некогда – Азувий был уже совсем плох; поэтому его друг просто позвал с улицы семерых первых попавшихся. Завещание было написано ещё до нашего прихода. Нам показали его. Я, конечно же, не читал; заметил только, что его явно писали два разных человека. Первые несколько строк были написаны нетвёрдой рукой, буква расползались в разные стороны; следующие строки были более ясными и твёрдыми. Видно, начинал писать сам Азувий; потом он обессилел, и дописывал его друг под его диктовку. В нашем присутствии несчастный юноша поставил внизу своё имя и вдавил в воск кольцо с печаткой.

- После чего ты подписался и поставил свою печать?

- Да; и остальные тоже. Его друг поблагодарил нас и попросил уйти, чтобы больной мог отдохнуть. Я не стыжусь признаться, что рыдал, как дитя; да и не я один. Несколько часов я бродил по Субуре сам не свой и всё думал о несчастном юноше и о том, какую ужасную весть получат его родные в Ларине. Помню, я проходил мимо лупанария, который находится в конце того же квартала; меня поразило, как люди предаются удовольствиям в те самые минуты, когда за два-три дома от них неумолимый Плутон уже отверз пасть, готовясь поглотить жизнь деревенского парня. Я ещё подумал, какая это тема для поэмы…

- Несомненно; если за это возьмётся великий поэт, - поспешно сказал я. – Так узнал ты, что в конце концов сталось с несчастным юношей?

- Пробродив несколько часов как в тумане, я очутился перед тем же домом. Сам не знаю, как; словно боги вели меня туда. Было уже за полдень. Хозяин сказал мне, что несчастный Азувий скончался вскоре после нашего ухода. Его друг – имя его Оппианик, он тоже из Ларина – позвал хозяина и, рыдая, показал ему мёртвое тело. Позднее Оппианик и ещё один человек из Ларина снесли тело вниз и положили в повозку, чтобы отвезти за Эсквилинские ворота, к бальзамировщикам. – Луций тяжело вздохнул. – Всю ночь я не сомкнул глаз, думая, как Фортуна может повернуться спиной даже к молодому человеку, только-только начавшему жить. Это навело меня на мысли обо всех днях, прожитых мною впустую; о часах, наполненных скукой…

Я поспешно, прежде чем Луций Клавдий пустится в рассуждения о возможности написания ещё одной поэмы, сделал знак Бетесде заново наполнить его чашу – да и мою заодно.

- История весьма печальная что и говорить; но, увы, обычная. В таком большом городе, как наш, где так много народу собралось в одном месте, каждый день кто-нибудь да умирает. А жизнь идёт своим чередом.

- Да в том-то всё и дело! – Луций Клавдий подался вперёд. -Азувий вовсе не умер! Я видел его сегодня утром; он шёл по главной улице Субуры, как ни в чём ни бывало! Правда, выглядел немного осунувшимся; но был жив и здоров!

- Ты обознался, - предположил я.

- Говорю тебе, это был Азувий! С ним вместе был и тот, другой – Оппианик. Я окликнул их. Оппианик узнал меня – по крайней мере, взглянул в мою сторону – потянул Азувия за руку, и они оба тут же скрылись в ближайшей лавке. Я хотел зайти следом за ними, но дорогу мне преградила неизвестно откуда взявшаяся повозка, и дуралей-возница меня едва не сшиб. А когда она наконец отъехала, и я смог зайти в лавку, их уже след простыл. Наверно, вышли через чёрный ход на другую улицу.

Он выпрямился и отхлебнул из чаши.

- Я уселся в тени у фонтана и стал думать. Потом я вспомнил о тебе . О тебе я слышал от Цицерона, молодого адвоката – в прошлом году он вёл для меня одно небольшое дело. Не знаю, к кому ещё я могу обратиться. Так что скажешь, Гордиан? Может, я сошёл с ума? Или лемуры и впрямь разгуливают среди живых?

Я пожал плечами.

- В принципе, любой человек может тронуться умом; и нет ничего, что помешало бы лемуру пройтись по городу; но сдаётся мне, что ни твой рассудок, ни духи умерших здесь ни при чём. Тут что-то более обыденное. Ну да, скорее всего, кто-то затеял какую-то грязную игру. Но скажи по чести, какое тебе до всего этого дело? Ты ведь ни Азувия, ни Оппианика никогда прежде в глаза не видел. Зачем тебе ломать себе над этим голову?

- Неужели ты ничего не понял, Гордиан? Годами я не знал, куда себя деть, подсматривая со скуки в чужие окна и глядя на чужие жизни. И вот наконец произошло что-то такое, что действительно занимает меня. Я сам разобрался бы во всём, вот только, - он смущённо опустил глаза, - не слишком-то я храбр.

Я посмотрел на кольца, которыми были унизаны его пальцы, на поблёскивающее на шее ожерелье и решился.