И так естественно, так чисто звучал ночной лес, что складывалось ощущение будто пространство вокруг является такой же неотъемлемой частью природы, как деревья по ту сторону окна, как извилистая тропинка, что ложится у ног возле дивана и бежит под уклон, через заросли вдоль ручья и теряется в кромешных сумерках. Шелест крыла, утробное уханье ночной птицы, рыки и протяжные стоны, как вздохи, длинные дрожащие тени в красноватом свете луны, небо воздух и земля, окружили маленький островок со всех сторон зловещим мраком.
— Выключи это! — Шемс сильнее поджала ноги к подбородку и обхватила себя руками, стараясь побороть наползающий страх. — Давай лучше музыку — The Weeknd.
Ритмичная мелодия Save Your Tears полилась из воздуха, в корне меняя настроение, возвращая прежнее воодушевление. На всякий случай электрический свет Шемс всё-таки включила и в гостиной, и в спальной и даже в ванной. Затем пригубила ещё немного спиртного и живенько запила лимонадом. Стремительно приходило состояние опьянения — захотелось танцевать.
— Дом, — Шемс поднялась и, не выпуская из пальцев пузатой бутылки, нетвёрдой походкой прошествовала в центр комнаты, — врубай Селену Гомес! Ещё громче! Ещё…
Музыка загремела настолько оглушительно, что Шемс перестала слышать собственный голос. Она вертелась и кружилась вокруг стола, воображая себя хозяйкой какой-нибудь шикарной вечеринки, подобной тем, что закатывает в сериалах звёздная молодёжь. С непривычки в голове мутилось, и комната расплывалась перед глазами, к тому же всё труднее становилось удерживать равновесие тела. Зато совсем распоясалось воображение. Шемс весело горланила песни, не очень-то и стараясь подстраиваться под ритм, потрясала бутылкой, топала как слон, отплясывая свой безумный танец.
В какой-то миг взгляд случайно уловил отражение в большом зеркале на стене. На разрумяненных щеках забавные ямочки, тёмные волосы, собранные на затылке в милый хвостик порядком растрепались. Но суть была не в этом. У её отражения за плечом маячила мужская фигура.
Музыка резко оборвалась, прямо как сердце в груди у Шемс.
— Что ты тут делаешь?! — девушка стремительно обернулась, обводя Лльюэллина испуганным взглядом.
— Слежу за соблюдением порядка в доме. У меня есть доступ ко всем комнатам, — спокойно сообщил Лльюэллин.
— А что в этом доме не существует такого понятия, как неприкосновенность частной жизни? — ощетинилась Шемс, старательно пряча панику.
— У этого дома свои правила, которые тебе уже пора было бы освоить. Я понимаю, что в твой круг обязанностей пока входит лишь самостоятельно умыться, одеться и найти способ убить время. Но как насчёт того чтобы его расширить? Скажем, соблюдением элементарной тишины по ночам, чтобы твоим соседям удалось выспаться.
— Это я тебе что ли спать мешаю?
— Ты всему дому мешаешь.
— Где же очередь из возмущающихся?
— Шемс, ложись в постель, не вынуждай меня принимать меры, — в его взгляде и интонациях было что-то такое, напоминающее строгое обращение родителя с несмышлёным ребёнком, хотя нет, скорее трезвого человека с пьяным дебоширом.
— Я не хочу спать! — отчаянно запротестовала Шемс. — Я не могу…
— Тебе всё равно придётся. Никто не может обходиться без сна.
— Я боюсь темноты, — неожиданно для самой себя пожаловалась девушка, чуть ли не с мольбой заглядывая в глаза молодого мужчины. — Я привыкну потом, обещаю. Но только не сегодня. Пожалуйста, не заставляй, я не выдержу этих снов.
— Это все лишь сны, Шемс. Бояться следует реальных вещей, — он решительно шагнул к выключателю.
— Нет, стой! Не надо! — взмолилась она.
Клавиша щёлкнула, свет погас. Шемс рванула в спальню.
— Здесь оставь. Он ведь никому не мешает.
— Нельзя, Шемс, — Лльюэллин вошёл следом.
— Тогда не уходи, карауль меня тут. В самом деле, не всё ли тебе равно в какой комнате спать? А то клянусь, когда уйдёшь, я снова всё повключаю. И придётся тебе до утра за мной бегать. Спать в темноте я ни за что не буду!
Откуда столько дерзости взялось, не иначе как алкогольный дурман повлиял на её рассудок. Шемс подскочила и, схватив Лльюэллина за руку, настырно потянула к незаправленной с утра постели. Огонёк удивления воззрел в его глазах и, будто чувствуя себя не до конца уверенным, Лльюэллин всё же уступил нелепой прихоти. Правда и здесь не забыл по пути погасить свет.
Они устроились на кровати: она, забравшись под одеяло, он поверх, и оба замерли неподвижно, не разрывая сцепленных рук.
И снова тьма и тишина, но сердце бьётся уже не так тревожно. Если бы ещё избавиться от неприятного ощущения в желудке, было бы совсем замечательно. Шемс закрыла глаза и почувствовала выступившую на лбу испарину. Поёрзала — не помогло, шум в ушах только усилился.
— Меня тошнит, — прошептала она то ли Лльюэллину, то ли самой себе, а может просто вслух констатируя положение дел. — Ой-ой-ой, как же мне плохо.