Дом Властвующей

Беспомощной, растерянной, ей оставалось лишь смотреть, как тонкая окровавленная рука поднимается из ванны и судорожно цепляется за бортик, размазывая по белоснежной поверхности ярко-красные пятна и подтёки. Всё было столь нереально и чудовищно, что Шемс никак не могла понять, что это за безумие такое творится. Уничтожая остатки мужества, душу сковало шоковое оцепенение, подобное тяжёлым оковам. И вновь, не владея собственным телом, будто повинуясь чужой воле, Шемс шагнула вперёд, чтобы увидеть того, кто находится в ванне.

Глаза Ионы были широко распахнуты и смотрели прямо на Шемс. Мокрые волосы беспорядочно облепили искажённое страданиями лицо.

Воды в ванне не было, только дно заливала большая лужа крови, да по бокам темнели густо заляпанные бурыми пятнами стенки. И обнажённое тело внутри, вздрагивающее, когда в очередной раз надрезалась нежная кожа…

Иона всё делала сама, таковы были правила наказания. Рука дрожала, но поклоняющаяся продолжала упорно, зубчатым лезвием наносить себе рваные, глубокие порезы. Затем, когда порезов становилось достаточно, она опускала нож, поднимала чашу с расплавленным свинцом, сжимала зубы, не допуская не единого стона, и медленно по капле лила в истекающие кровью раны.

Именно этот её обезумивший от боли взгляд помог Шемс наконец-то избавиться от колдовского наваждения. Она дёрнулась вперёд, намереваясь положить конец отвратительным самоистязаниям.

— Наверно мне следует упомянуть о рисках, прежде чем предоставить тебе свободу дальнейших действий? — голос Лльюэллина за спиной показался ей громом среди ясного неба, хотя на самом деле, больше походил на приглушённое яростное шипение и вообще звучал как-то странно.

Шемс вновь застыла на полушаге в позе истукана, готовая в любой момент рвануть прочь. Тревожная тишина длилась бесконечно. Но вот что-то острое царапнуло кожу на шее под ухом, и доведённая до предела девушка с визгом отпрянула в сторону.

По телу волнами пробегал озноб. Зажав рукой саднящую кожу, Шемс подняла взгляд в поисках Лльюэллина, но всё оказалось ещё хуже. Вместо ожидаемого мужчины она посмотрела на высокую, крепкую старуху с босыми ногами, в длинном тёмно-синем платье, похожем на монашескую сутану.

Властвующая неторопливо облизала длинный желтоватый ноготь.

— Усвой уже, они — лишь сломанные тени, а ты не властна над тенями. В конечном счёте и ты отчаешься и поблекнешь. Не обманывайся надеждой на заступничество союзников и друзей, здесь у тебя их нет. Бедняжка. Даже над собой у тебя нет власти, — её голос постепенно менялся, теряя красивый глубокий тембр Лльюэллина, искажался, делаясь всё более скрипуче-шепчущим. — Не думай, что ты мне ровня.

Старческие слезящиеся глаза метнулись к ванне, где Иона запрокидывала голову, до скрипа стискивала зубы, выгибалась дугой, и вернулись к Шемс, которая ждала, что вот-вот непременно выдержка изменит закалённой поклоняющейся, и Иона закричит: страшно, что есть силы, срывая горло.

— Дом говорит мне, ты скучаешь по солнцу. Это так? — продолжала вещать старая ведьма, в то время как её преданная помощница, так и не проронила ни единого звука.

— Перестань её мучить! — вместо ответа практически потребовала Шемс, и тут же инстинктивно отступила назад.

— Странно. Раньше обитатели моего дома на здоровье не жаловались, тебя вот только глаза что-то подводить стали, не видишь будто ничего за пеленой заблуждений. Приглядись и заметишь, как Иона сама себя наказывает за то что подвела меня.

— Но она не хочет этого… Никто не хочет, — возражение на этот раз прозвучало совсем уж нерешительно, а сама Шемс продолжила потихоньку пятится, подступая всё ближе к бархатным шторам.

— Разве? — прошелестела Влавствующая и у Шемс действительно что-то случилось со зрением. Перед глазами зарябило, будто от мельтешения едва различимой сыпи, и очертания высокой фигуры старухи поплыли, размазались, но через пару секунд всё уже вернулось в прежнее состояние. — Плата — это всегда боль. Но ты убедишься, как я великодушна. Я даю вам выбор. Подумай, что бы выбрала ты? Душевную боль? От которой не избавиться, не отмахнуться. Ты будешь сгорать в ней, как в огненной бездне, не имеющей пределов… Она, как пылающая лава, готовая поглотить тебя… как бездонное жерло вулкана, опаляющее своим дыханием… Моя верная Иона всегда выбирает боль физическую. Любая боль закаляет, но физическая делает неуязвимой. Пока терзается тело в душе воздвигается барьер, неприступная ледяная стена, прочная, как кожа горгульи, надёжная, как сфинкс. За ней можно укрыться. Последнее идеальное убежище, безопасное, сотворённое в самых удалённых, тёмных глубинах души. Укрываться всегда легче во тьме.

— Может и этот дом, без окон и света, тоже строился с претензией на убежище, чтобы спрятаться от чего-то с чем невозможно справиться? — сказав это, Шемс сама поразилась своей дерзости или же скорее глупости.