Дом волчиц

— Не понимаю, почему все так напустились на Британнику, — говорит Кресса, оглядываясь через плечо, словно иноземка может каким-то чудом оказаться за ее спиной. — Разве она виновата в чем-то, кроме того, что восстает против своей неволи? И, чтоб ты знала, у нее доброе сердце. Она способна на крепкую привязанность больше, чем кто-либо другой. И она умна. Знаю, этого никто не замечает, но это так.

— Во всяком случае, с ней бывает нелегко, — произносит Амара.

— А почему с ней должно быть легко? По-твоему, у нее легкая жизнь? — Голос Крессы подрагивает, и Амара боится, что она заплачет.

— Я знаю, — примирительным тоном говорит она. Меньше всего ей хочется огорчать свою и без того расстроенную подругу. — Я знаю. Я постараюсь быть к ней терпеливее, обещаю.

Они продолжают идти мучительно медленным шагом, пока Кресса не останавливается совсем, неотрывно глядя на малыша лет трех-четырех. Ребенок лопочет что-то тонким голоском. Его мать умиленно улыбается, но, заметив странную неряшливую женщину, уставившуюся на ее сокровище, обнимает сына за плечи и опасливо уводит прочь.

— Кресса, — говорит Амара, пытаясь увлечь ее за собой.

— Не надо. — Кресса в слезах стряхивает ее руку.

Амара вздыхает. Она уже почти жалеет, что позвала подругу пройтись.

Они проходят под морскими воротами и минуют термы Вибо, где не работали с тех пор, как Феликс решил, что местные клиенты недостаточно щедры. Ниже по холму взору открывается сверкающее море. Свежий воздух насыщен колючей солью. Оказавшись в гавани, Кресса как будто успокаивается. На пристани разгружаются несколько судов. Суетливые, словно муравьи, мужчины с криками снуют взад и вперед. Амара нерешительно протягивает Крессе руку, и на сей раз Кресса ее не отталкивает.

— Может, прогуляемся перед охотой?

Кресса кивает, и они направляются к огибающей порт колоннаде. У Амары поднимается настроение. Отраженные морем потоки солнечного света играют на колоннах и расписных скульптурах. Крики чаек, смешавшиеся с напевными криками моряков, звучат почти мелодично. Она усаживает Крессу в солнечном уголке у кромки воды. В чистой воде под их свисающими ногами резвятся серые рыбы.

— Феликс никогда не говорил, кому продал Космуса, — произносит Кресса. До сих пор она никогда не упоминала о сыне, и Амара от неожиданности теряет дар речи. Она искоса смотрит на Крессу, но та отворачивает лицо к морю. — Фабия пыталась выяснить, где он, но нам это так и не удалось.

— Фабия? — удивленно переспрашивает Амара. Она никак не ожидала, что матери Париса хватит смелости и хитрости, чтобы отважиться на такую попытку.

— А почему бы и нет? Она видит больше, чем ты думаешь. И ее никто не замечает. Вот что происходит, когда стареешь, — с неприкрытой горечью говорит Кресса.

— Тебе пришлось очень тяжело… — начинает Амара, изо всех сил пытаясь приободрить подругу, — но, возможно, все сложилось к лучшему? Ведь тебе не хотелось бы, чтобы Космус вырос в лупанарии?

Кресса поворачивается к ней. В беспощадном свете солнца ее лицо выглядит старым и изможденным.

— Я знаю, что никому из вас этого не понять, — говорит она. — По-вашему, мне нужно просто смириться и жить дальше. — Кресса вскидывает ладонь, предупреждая возражения Амары. — Ты поймешь мои чувства, если у тебя когда-нибудь появится ребенок.

Амара молча опускает взгляд на выросший живот Крессы, в котором растет новый младенец. Какое-то время они сидят молча, и наконец Кресса начинает с усилием вставать. Амара пытается помочь, но Кресса жестом просит ее оставаться на месте.

— Ты не против, если я немного побуду наедине с собой? — спрашивает Кресса. — Можешь подождать здесь. Я ненадолго.

Амаре все это не нравится, ведь в гавани всегда небезопасно, но она не может отказать умоляюще смотрящей на нее подруге.

— Ладно, — говорит она. — Только не уходи слишком далеко. Не хочу целую вечность сидеть здесь в одиночестве.

Кресса быстрым шагом идет прочь. Она давно не выглядела такой сильной и целеустремленной. В конечном счете морской воздух пошел ей на пользу. Ухватившись за основание колонны и вытянув шею, Амара оглядывается, чтобы видеть, куда направляется Кресса. Та подходит к пристани, останавливается возле сгружаемых с какого-то суда амфор и опирается на один из больших сосудов — должно быть, чтобы дать отдых опухшим ногам. Она смотрит на бурное море, и Амара тоже устремляет взгляд на воду. На волнах танцует солнце. Чуть дальше воды разбиваются о тяжелое каменное основание колонны, на вершине которой стоит Венера Помпейская. За время, прошедшее с праздника Виналий, Амара прониклась уважением к своей новой госпоже. Ее судьба начала меняться к лучшему именно после молитвы, обращенной к богине любви. «Не забывай меня, Афродита, — думает она, глядя на статую. — Покажи мне путь к спасению, и я посвящу тебе остаток жизни».