– Какие дети? – спросил он, и правый угол его рта болезненно дрогнул. Эдвард отвернулся и вышел из зала, Вейсан и Грег потянулись за ним. Клер, окаменевшая от горя, смотрела им вслед и чувствовала, как из нее утекает жизнь, капля за каплей.
«Какие дети?»
«Я никто, – подумала Клер. – Все это время я была для него никем, он просто играл со мной в любовь так хорошо, что я ему поверила. И вот теперь ему не нужна обуза и он идет дальше».
Зал и живая карта вдруг скользнули куда-то в сторону, и Клер упала на ковер. Джереми, который едва не застрял в дверях, посмотрел на нее с сожалением, и сделалось темно.
Клер окончательно опомнилась, когда поняла, что уже не лежит, а идет, почти бежит по дворцовому коридору к детской. Дворец наполнял шум и паника; кто-то выбегал из дверей, кто-то гремел оружием, кто-то тащил в руках ворох вещей. Клер почему-то не могла разглядеть ни одного лица. Мелькнул лишь рукав камзола Эдварда, это слуга волок груду одежды, и Клер подумала, что она с детьми была такой же грудой.
Теперь их можно было выбросить и больше не вспоминать. Всегда можно купить новый камзол и завести новую наложницу.
Она вбежала в спальню и с облегчением увидела, что дети спят – пусть беспокойно, пусть ворочаясь, но все-таки спят. Служанки и нянька встревоженно смотрели в окно и не сразу заметили, что Клер пришла. Она подошла к ним и увидела, как Эдвард с отрядом спешит к воротам. Клер не видела нашивок на их рукавах, но готова была поклясться, что там олень.
– Сьоррен Клер, – поклонились девушки. Нянька спросила испуганным шепотом: – Что случилось? Куда уезжает его величество?
Клер прошла в комнату, которая примыкала к детской и когда-то была ее кабинетом, и без сил опустилась на диван. Надо было говорить и объяснять, но она не могла пошевелиться.
Одна служанка быстро поняла, что нужно, и вскоре Клер сделала глоток крепчайшей дахавской водки и почувствовала, что оцепенение проходит.
– Его величество Эдвард отказался от короны и покинул Ливендон, – сказала она. Девушки ахнули, нянька заплакала. – Уже завтра утром здесь будет новый государь, Авриль Тисон из дома Ворона.
Нянька зарыдала еще горше. Никто из девушек не спросил, почему Клер осталась во дворце, и она почувствовала молчаливую благодарность. Не надо вопросов, видят Двое, она слишком устала для этого.
Вспомнилось зеленое платье, в котором Авриль прилетел спасаться от приворота, где ворон держал в когтях нарцисс, и Клер подумала, что надо уезжать. Покинуть проклятый Ливендон, вернуться к бабушке, упросить отца сжалиться и оставить ее в Вышеграде.
– Принесите мне письмовник, – приказала она. – И ждите, возможно, мы тоже уедем.
Клер отправила письмовник бабушке и запоздало подумала, что сьоррен Элисабет спит, а утром уже будет поздно что-то делать. «Авриль ведь дал слово», – подумала Клер и едва не рассмеялась. Эдвард тоже когда-то обещал, что будет любить ее вечно. Что он не оставит ни Клер, ни детей.
И все обещания растаяли как снег в ладонях.
Ответ пришел через четверть часа. Клер торопливо развернула письмовник и прочла:
«Прекрасно! Пусть этот болван уступит место настоящему королю. Не делай ни шагу из Ливендона и оставайся во дворце. Ваша жизнь и благополучие – залог преданности дома Харш и его денег, а молодой Ворон не так глуп, чтобы разбрасываться верными друзьями. Успокойся и жди».
Служанки смотрели на нее во все глаза, нервно сжимая и разжимая руки.
– Что там, сьоррен Клер? – не выдержала нянька. – Что нам делать?
– Ничего, – ответила Клер, складывая письмовник. – Ровным счетом ничего. С нами все будет в порядке.
К вечеру в Каттерик вошли войска.
Площадь Святого Михаила уже успели очистить – унесли мертвецов и смыли грязь. Равена, которая стояла на ступенях, слышала возню в доме, это слуги оттирали кровь Ньюта Гранвилла. Глядя, как площадь заполняется всадниками в зеленых мундирах на гордых тонконогих лошадях, Равена думала, что сейчас ей надо действовать и быть на виду.
Если она останется одна, одиночество ее уничтожит.
На рукавах всадников красовался золотой нарцисс. Равена искренне удивилась. Целое войско дома Харш? Что они забыли на Севере?
– Отец должен пятнадцать тысяч дому Харш, – негромко сказал Рилан, словно прочитал ее мысли. – То есть был должен.
Рилан был рядом, не отходя от нее, и это радовало Равену. Это делало ее живой. Он пока так и не снял грязный камзол; Равена, глядя в его сторону, думала, что Рилан очень похож на отца. Просто пугающе похож.
Он держался удивительно спокойно, это спокойствие действовало на Равену как лекарство. Значит, еще можно быть сильной, держать себя в руках и не выть от боли. Значит, еще можно жить дальше.
…Когда глаза Гранвилла помутнели, Равена хотела было вытащить нож, но не смогла. Ноги подкосились, и она упала бы, не поддержи ее множество рук, которые протянулись со всех сторон.
– Север и Ворон! – грохотало вокруг. – Север и Ворон!
Мертвый Гранвилл обмяк на мостовой, кто-то из горожан, кажется, старый Якоб, пнул его и плюнул.