Дом всех тварей

Он смотрел внимательно, будто решал какую-то сложную задачу. Амти улыбнулась ему сквозь слезы, сказала:

- Мне с тобой хорошо. Так хорошо, что лучше уже не бывает, поэтому я и плачу.

Шацар снова нахмурился, он явно не понимал алгоритма.

- Но ведь люди плачут оттого, что им плохо, - сказал он.

- Не всегда. Иногда просто от напряжения, потому что чего-то слишком много.

Амти обняла его, потерлась щекой о его плечо. Шацар задумчиво кивнул. Амти поймала его за руку, играла с его пальцами, целовала их. И почему-то ей хорошо представилось, что она может быть счастливой с ним.

Наверное, услышав эти ее мысли, он забеспокоился. Шацар приподнялся, принялся подкидывать в огонь сухие ветки. Амти некоторое время наблюдала за ним. Даже красота Шацара была какой-то неправильной, его белизна, острота его черт, рисунок шрамов на теле. Амти любила в нем эту неправильность. Неясная нежность заставила ее снова поймать его руку и поцеловать косточку на запястье.

Амти чувствовала, что все правильно, все завершенно, и знала, что Шацар чувствует нечто похожее. Наверное, его это пугало. Он посмотрел на потолок, наблюдая за движением теней. Амти спросила:

- За что ты любил маму?

Шацар не отвел взгляда от потолка. Амти неторопливо начала одеваться. Шацар молчал довольно долго, потом поймал Амти, прижал к себе, они сели совсем близко к огню.

- Я много раз об этом думал. Я хотел понять. То, что мы понимаем не может вызывать аффекта.

- И что? За что ты ее любил?

- Я так и не смог в этом разобраться. В ней было что-то особенное. Тайное, понимаешь? Это не было обаянием, красотой или магией. Что-то совсем другое. Ее многие любили. У нее была сила, которой никто не мог противостоять. Меня это злило, я это в ней ненавидел. Мне казалось, что она отнимает у меня волю ко всему, даже к жизни. Она вела себя так, будто у окружающих не было ничего кроме нее. Поэтому людей влекло к ней, как к катастрофе.

- А во мне это есть? - спросила Амти.

Шацар мотнул головой, ни на секунду не задумавшись.

- В тебе - нет. Ты совсем другая.

Амти кивнула, ей почему-то стало грустно, как будто Шацар сказал, что в ней не было ничего особенного. Что она была одной из многих тогда как ее мать была единственной. Амти задумчиво подбросила в огонь еще веток, и он, пожрав их, разгорелся сильнее.

- Это значит, что я хуже? - спросила она.

- Нет, - сказал Шацар без паузы. Он коснулся губами ее макушки, и Амти чуть его отстранила.

- Ты злишься? - спросил он. - Но ты ведь сама спросила, за что я ее любил. Я тебе ответил. После того, как я последовательно отвечаю на все твои вопросы, ты злишься. Почему? Я должен тебе лгать, чтобы не расстроить тебя?

Он перехватил Амти за подбородок, сказал:

- У тебя усталый вид. Когда ты в последний раз нормально спала?

- Давно, - ответила Амти. В голове все рассеивалось, соображала она плохо, зато чувства стали удивительно ясными. Шацар уложил ее с максимально возможным комфортом - песок под головой, покрытый ее ветровкой казался почти подушкой. Шацар гладил ее по голове, а Амти думала, что уже никогда не сможет заснуть - голова была тяжелой и пустой.

Шацар гладил ее, мерно и медленно, как кошку. Амти отстраненно подумала о том, что никогда не заменит Шацару ее маму. О том, что сама все испортила, задав этот глупый вопрос. Зачем она это сделала? У Амти не было ответа.

Шацар продолжал ее гладить, и Амти лениво думала о том, мечтает ли он все еще о маме, а если да - будет ли мечтать о ей всегда. Его рука скользнула к ее руке, сжала ее пальцы. А потом Шацар приподнял ее, и положил ее голову к себе на колени, Амти недовольно заворчала, но не двинулась с места. Она обняла его руку, притянула к себе, прижавшись губами к пальцам.

- Ты, - сказал Шацар, и замолчал, в этой тишине таким оглушительным казалось Амти потрескивание огня.

- Ты не понимаешь, - продолжил он. - Нельзя одинаково относиться к двум людям на свете. Я со своей любовью к мертвой женщине и ты со своей любовью к, если быть точным, такой же мертвой женщине, это совсем не то, что я и ты.

- А у нас тогда что? - прошептала Амти. - Ты и я, это тогда что?

Шацар не ответил, только нежнее принялся перебирать ее волосы свободной рукой.

- Ты пошла за мной дальше края света, - сказал он. - Я не знаю. Я не понимаю, зачем.

- Ты сделал бы то же самое ради меня?

- Да. И я снова не понимаю, зачем.

В его голосе Амти услышала почти отчаянную попытку объяснить что-то хотя бы самому себе.

- Тебе больно, - сказала Амти.

- Нет, ты удобно лежишь.

- Я имею в виду - внутри.

- У меня нет внутренних кровотечений, я почти уверен.

- Ты понимаешь, о чем я говорю.

Шацар надолго замолчал, и Амти чувствовала на губах его пульс. Спустя некоторое время, он сказал:

- Да. Понимаю. Больно. Спи. В литературе этот прием называется парцелляция.

Амти замолчала. Ей не хотелось делать ему больно, задевать его, причинять ему неудобство. Он был ей родной человек, и в эти часы - родной как никогда. Она замолчала, пригревшись от его прикосновений. Прошло несколько минут, прежде чем Шацар снова начал говорить.