Дом всех тварей

И тогда она прекрасно поняла цену вопроса для Мескете. Ей было очень сложно выполнить свое обещание, она была вне себя от злости.

- Уходите, - сказала Мескете. - Уходите куда угодно. В Государстве беспорядки, у вас есть шанс скрыться. Делайте что хотите, хоть живите в лесу, хоть заберите сына и уходите во Внешние Земли, мне все равно. Но никогда, никогда не появляйтесь во Дворе.

Мескете рисковала всем. Если бы хоть один Инкарни увидел Шацара живым, ее авторитет, а следовательно и жизнь, оказались бы под угрозой.

- Но Амти, - пробормотал Неселим. - Как же она?

- Милая, ведь Амти не...

- Четырехглазка!

- Ты ее что выгоняешь?

- И куда она пойдет?

- Куда угодно, - сказала Мескете. - Она уйдет за ним и ребенком, которого она ему родила.

Амти кивнула. Мескете зарычала на нее:

- Я не слышу твоего ответа!

- Да, - сказала Амти тихо. - Я уйду с ним.

Внутри было пусто, как если бы Амти падала с большой высоты. Она не для того шла за Шацаром дальше края мира, чтобы потерять его. Но цена была высока.

- Слишком тихо. Скажи это громко, Амти. Хоть раз скажи правду так громко, чтобы ее могли услышать те, кто тебя окружают.

- Я уйду с Шацаром! - крикнула Амти. Мескете кивнула. Она кинула ей автомат, сказала:

- Это вам пригодится. Проваливайте. И, Амти, как царица Тьмы, я изгоняю тебя из Двора. Ты тоже умрешь, если я увижу тебя в моих владениях.

Шацар взял ее за руку и повел к выходу. Амти увидела пустую глазницу Эли, ее попытался схватить за руку Аштар, Адрамаут говорил ей что-то, но Амти не могла различить слов, зато услышала недоуменный голос Шайху:

- Четырехглазка?

Амти мотнула головой, чтобы смахнуть слезы, и Яуди погладила ее по руке. Мелькарт внимательно изучал следы от автоматной очереди в стене, стараясь не смотреть на нее, Неселим пытался втолковать что-то Мескете, но она его даже не слушала. И только Ашдод, запустив руку в карман, вложил ей в ладонь, совершенно открыто и не стесняясь Мескете, ведь она была не его царицей, ключи от своей машины.

Амти посмотрела на них на всех еще раз, и подумала, что нужно обязательно в подробностях запомнить эти секунды. И не запомнила ничего - глаза застилали слезы. По мосту они шли молча. Солнце падало морю за шиворот, и наступал вечер. Амти трясло из-за бессвязной мысли о том, что в любой момент из маяка могут выстрелить. Если Мескете передумает. И пусть это совершенно не было похоже на Мескете, пусть друзья Амти оставались ее друзьями и не хотели сделать ей больно, ее трясло от страха. Даже алое небо вызывало у нее панику, Амти отвыкла от закатов и рассветов.

Шацар посадил ее в машину Ашдода, когда она, раза с третьего, сумела открыть ключом дверцу. Некоторое время они ехали молча по пустой дороге. Внутри старой машинки Ашдода что-то напряженно постукивало.

- Мы забыли Мардиха, - сказала Амти бесцветным голосом.

- Он птица. Этот-то никуда не денется. Поверь, его невозможно потерять. К вечеру нагонит нас и донесет, как тебя и меня обсуждали твои друзья.

Они снова надолго замолчали. А потом, совершенно неожиданно, Шацар сказал:

- Я люблю тебя, Амти. Я тебе благодарен.

Лицо у него было очень скорбное. Амти кивнула. Кажется, он пытался ей сочувствовать.

- Мы ведь справимся? - спросила она.

- Обязательно.

А потом Шацар вдруг засмеялся, и его смех все еще не напоминал человеческий.

- Я люблю тебя! Люблю! Люблю! Я понял. Амти, любовь моя, слышишь? Мне больно и хорошо - тоже. Какое странное чувство.

Как Эли, подумала Амти, ей тоже было и больно, и хорошо. Наверное, всегда так.

Амти несмело улыбнулась. Он продолжал смеяться, и она подумала - Шацар сошел с ума от всего, что с ними произошло. Он поцеловал ее, и на губах у него все еще был вкус маминой крови. Амти впервые поняла, что это значит - целовать убийцу собственной матери.

Она расплакалась, и он прижал ее к себе, с трудом удерживая руль. Ему было неудобно, но он обнимал ее. И впервые Амти поняла, насколько это горькая любовь.

Она засмеялась, и Шацар - вместе с ней. Они долго смеялись вместе, долго и - впервые. Они возвращались за Шаулом.

Шацар гладил ее, неловко и нежно, он шептал ей, что все будет хорошо, что пройдет время, и все успокоится, что, может быть, Мескете одумается. Успокаивающие, нежные глупости. Он шептал ей, что любит ее. Что любит ее за все и вместе со всем, что она есть, с ее мыслями и мечтами, со всем, что она говорит, делает и даже думает. Он ее любит и будет любить.

Амти знала, что эта любовь не в полной мере то, что она сама себе представляет. И впервые она видела то, что между ними без книжных фантазий.

Он любил ее, как умел, и она любила его, как умела. У них был сын, по которому они очень соскучились. Это все, что было важно.

То, что в Государстве беспорядки они увидели только на подъезде к Вавилону. Въезд в город был перекрыт военными.

- Поднимите руки и выходите из машины, - услышала Амти.

- Да, - сказал Шацар. - Спасибо за вашу бдительность.