Дом, забытый временем

— Мэтт, скорее всего, уволится, сама понимаешь. — Он пожал плечами. — Будем на связи, девочка.

Она проводила его до двери. Когда он повернулся, чтобы уйти, Элизабет тронула его локоть.

— Как вы ду маете… Мэтт… он найдет другую работу?

Хэннок посмотрел на неё в у пор.

— Наверное, сейчас уже поздно тревожиться об этом, правда? — Внезапно глаза его наполнились состраданием. — Да, да, конечно, он найдет работу. Береги себя, девочка моя.

— До свидания, мистер Хэннок.

Он уехал, а Элизабет вернулась в библиотеку. Конверт всё еще лежал на чиппендсйловском столе. Некоторое время она смотрела на белый прямоугольник, затем решительно взяла в руки, и, не распечатывая, порвала на мелкие кусочки и выбросила в мусорную корзину. На мгновение ей показалось, что она ощущает запах дыма. Иллюзия, конечно… но ведь дыма без огня не бывает: это горели сожженные ею мосты.

В первый же месяц своего отшельничества Элизабет заказала памятник на могилу отца. Но не пошла на кладбище даже после того, как этот памятник установили. Продукты и всё необходимое она заказывала по телефону. Счета оплачивала чеками, передавая их в конвертах почтальону. Она отменила подписку на газеты и журналы, перестала слушать радио и смотреть телевизор. Ее контакты с внешним миром ограничились редкими телефонными звонками от Кертиса Хэннока, случайными письмами от бывших подруг, на которые, впрочем, она никогда не отвечала, кратким общением с курьерами и огромным водопадом слухов, который обрушивала на неё дважды в неделю миссис Бартон, когда приходила убираться.

Шли месяцы, и у Элизабет сложился свой собственный распорядок дня. Она вставала в полседьмого утра, готовила завтрак, ела, мыла посуду и прибиралась на кухне, потом возвращалась в свою комнату и до полудня писала стихи. В полдень готовила себе скромный обед, а после обеда занималась участком: когда трава подрастала, включала отцовскую газонокосилку: секатором подравнивала живую изгородь, надежно скрывающую дом от чужих глаз: полола свой маленький огород возле гаража. Около четырех она шла домой и готовила ужин. Иногда она тушила фасоль или запекала мясо. Тогда, конечно, приходилось включать духовку на несколько часов раньше, но по большей части она предпочитала простые, легкие в приготовлении блюда. По вечерам она играла на клавесине Баха, Куперена или Скарлатти, с каждым днем оттачивая свое мастерство. В воскрееёнье устраивала себе выходной. Вставала в восемь или даже в полдевятого, спускалась вниз, съедала легкий завтрак и неспешно выпивала две или три чашки кофе. Затем ставила в духовку воскресное блюдо — какое именно, она решала заранеё, — садилась в вольтеровское кресло в гостиной и до полудня читала Библию. Около часа дня она обедала, мыла посуду и убирала кухню, после чего шла в библиотеку, брала с полки книгу и возвращалась в кресло в гостиной. Читала она бессистемно, повинуясь настроению, бросая одно и начиная другое, и получалось, что возле кресла лежало одновременно с полдюжины книг. Она прочла «Пармскую обитель», «Моби Дика», «Замок» Кафки, «Маленьких мужчин» Луизы Олкот, «Ребекку с фермы Саннибрук», Кейт Уиггин, «Улисса» и «По направлению к Свану» Пруста. Кое-что из этого она, конечно, читала и раньше, но теперь смысл заключался не собственно в чтении: книги, новые и старые, составляли ей компанию, без которой она вряд ли бы справилась, что, к счастью, понимала сама.

Лето плавно перетекло в осень. Прислали квитанцию на оплату школьного налога, и сумма привела Элизабет в ужас. Городской налог уже отнял у неё 364 доллара 65 центов, а теперь за школы округа надо платить еще 502 с мелочью. В приступе ярости она собралась было продать дом, но потом подумала про населяющие его вещи, столько бережно хранившиеся ее предками, и продала одну из машин Байрона — «крайслер» шестьдесят первого года выпуска, который всё равно пылился в гараже. Кертис Хэннок позаботился о продаже. После оплаты налогов осталось еще несколько сотен — Элизабет попросила Хэннока сохранить их до первого января, когда придет расчет по окружному налогу и налогу штата.

Выпал снег, и Элизабет позаботилась о том, чтобы подъездную дорожку к дому чистили всю зиму. Не то чтобы она ждала гостей — знакомые давным–давно перестали звонить в её дверь, и, хотя она в конце концов начала подходить к телефону, большинство звонков было от «не туда попавших». Просто надо было думать о доставке провизии, не говоря уже о молочнике и миссис Бартон. Последняя с каждым новым визитом приносила всё больше новостей и отличалась удивительной разговорчивостью. Иногда, провожая её, Элизабет впадала в отчаяние и теряла надежду на то, что старую даму удастся–таки выпроводить.