Дома костей

Растерянность Кэтрин мгновенно сменилась осознанием.

– Вы идете в Аннун! Но… в горы никто не ходит. Для этого нет причин.

– Там находится котел, – сказала Рин.

От лица Кэтрин отхлынула вся кровь. На миг Рин показалось, что она перепугалась за них с Эллисом. Настолько привычным было считать, что в горах люди гибнут, что других объяснений поначалу даже не пришло в голову. Но потом она заметила, как сжались пальцы Кэтрин на плече ее матери. Как натянулась рубашка на костлявом теле мертвой женщины. Чистейшая, без лишних слов говорящая о неподдельной заботе о покойнице, заботе, из-за которой Рин прониклась уважением к Кэтрин. Но стоило Рин представить, как Кэтрин моет и одевает мать, помогая мертвой справиться с завязками, что не под силу ее гниющим рукам, как накатила тошнота.

– Вы… хотите, чтобы здесь больше не было магии, – еле слышно выговорила Кэтрин.

Рин не ответила. Не смогла, потому что за время, пока длилось молчание, поняла свою ошибку.

Кэтрин оставалась неподвижной лишь долю секунды.

А потом бросилась на Рин.

Глава 18

Музыка разносилась по всему поселку.

Песня началась медленно, но после первых тягучих нот в ней возник четкий ритм, и танцоры закружились, взявшись за руки, на их волосах заплясал отблеск огня. Эллис наблюдал за ними издалека, опустив руки и вслушиваясь в приятную мелодию. Музыкант, играющий на кроте, сидел в тени под навесом ближайшего дома. Устроившись на деревянном стуле, он прижимал инструмент к груди и упоенно водил смычком по струнам из конского волоса.

– Не с кем потанцевать, да? – спросила незнакомая девушка, подойдя к Эллису. Ее золотистые волосы были собраны в узел, улыбка казалась слишком уж понимающей.

Эллис учтиво поклонился ей, опустив голову и плечи:

– Боюсь, как бы не оттоптать вам ноги, миледи.

– Говоришь ты красиво, молодой лорд. – Ее улыбка стала шире. – Только давай без «миледи». Все мы оставили в прошлом наши титулы.

Любопытно. Значит, кое-кто из местных раньше был титулованной особой. А Эллис думал, что в поселке обосновались только обедневшие земледельцы или беглые слуги – словом, те, кому больше некуда идти.

– А где твоя спутница? – спросила девушка. – Ушла спать?

– Да. – Он задумался, не сказать ли ей, что хочет побыть один. Но это прозвучало бы невежливо. – Музыка чудесная. Мне захотелось послушать еще немного.

– Карадог. – Девушка кивнула в сторону музыканта, тонкие пальцы которого так и порхали над кротой, расплываясь в воздухе. – Говорят, раньше он играл для князей, а потом его лошадь вдруг понесла. Он вылетел из повозки, колесо проехалось ему по ноге, рана загноилась, и он чудом успел добраться сюда.

Эллис заморгал. Ему бы и в голову не пришло, что у поселковых знахарей хватает мастерства или снадобий, чтобы исцелять воспалившиеся раны, но переспрашивать он не стал, опасаясь ненароком обидеть собеседницу.

– И вот теперь он играет только по ночам, – продолжала она. – Но это ведь лучше, чем вообще никогда, верно?

Эллис кивнул.

Одна песня плавно перешла в другую – на этот раз более медленную, от которой что-то сжалось в груди Эллиса.

– Пойдем сейчас, – позвала девушка. – От такой мелодии уж точно большого вреда не будет.

Прежде чем Эллис успел понять, что она имеет в виду, девушка подала ему руку и повела туда, где танцевали пары.

Разумеется, его учили танцевать. Князь следил, чтобы все дети в знатных семьях Каэр-Аберхена знали движения старинных танцев. Даже Эллис, который смущался под пристальным взглядом наставника и с трудом мог поднять левую руку выше плеча партнерши, посещал один урок за другим. И вот теперь он очутился среди других танцоров, держа незнакомую девушку за руку и обнимая другой рукой за талию. Она улыбалась так, будто была очень рада новому партнеру, и остальные расступились, освобождая им место.

Поначалу он то и дело спотыкался, не мог припомнить, как двигаться, куда ставить ноги. Однако когда мелодия вновь сменилась, вернулись и воспоминания. Он закружился с партнершей в объятиях, хоть и не слишком грациозно, но воодушевленно. Костер отбрасывал тени, его отблеск трепетал на фигурах танцоров, придавал странную контрастность лицам. Мимо в танце прошел исхудалый мужчина с глубоко запавшими глазами, и что-то в его лице заставило Эллиса замереть. Впрочем, присмотреться он не успел: незнакомец отдалился. Никто из танцующих не мог похвастаться мастерством, однако радость, с которой они отдавались движениям, была заразительной.

Музыка ускорилась, а вместе с ней и сердцебиение Эллиса. В этом диком танце было что-то, вызывающее желание улыбнуться, и его вдруг захватил ритм. Мысли улетучились, и он наконец понял, почему люди любят танцевать: потому что, когда вкладываешь в танец душу, думать почти не приходится. Вот и сейчас все мысли отступили, осталось лишь движение. Оно опьяняло, как хмельной напиток, как украденный поцелуй, как все, что он боялся даже попробовать.