Профессор нетерпеливо ходил кругами вокруг ужинавшей «красавицы». Последняя смела все, что ей принесли, потом еще раз покормила младенца, который на этот раз довольно чмокал. Наконец Алексей Александрович дрожащими от нетерпения руками (за этим с каким-то, ничем необоснованным, подозрением следила Таня-Тамара, вышедшая наконец из фургона) надел на шею дикарки ожерелье, врученное ему Кудрявцевым. Второе уже украшала его самого.
И тут он задумался; о чем может беседовать профессор Санкт-Петербургского университета с этой дикой самкой, которой к тому же всю жизнь вдалбливали в голову какие-то противоестественные запреты? «Ну, – решил он, – начнем со знакомства»:
– Как тебя зовут, женщина?
– Рина, – со страхом ответила дикарка.
– Зеленая? – неожиданно для себя вспомнил одну из любимых актрис профессор.
Ничего общего с этой неандерталкой актриса конечно же не имела, но… вырвавшегося слова не вернешь, а дикарка ответила:
– Нет, мы не Зеленые. Племя зеленых живет в руке переходов в сторону восхода солнца от Священной пещеры.
– Эге, – подумал Алексей Александрович, – не такие уж вы забитые, как хотели казаться, и как… думает о вас ваш старый вождь.
Увы, аванс был слишком щедрый. На все остальные вопросы Рина только пожимала плечами. Сколько племен было всего? Как они взаимодействовали? Какие враги мешали их существованию? Дикарка определенно понимала вопросы, пыталась ответить, но словарный запас был чудовищно мал, а главным числом при счете была рука – те самые пять пальцев, о которых когда-то говорил прозорливый тракторист.
Более подробно она рассказала о своей миссии:
– Когда Мина, – женщина показала свободной рукой на фургон, – умрет, я буду кормить сына вождя, и буду называться его второй материю. А мой Гун (она сильнее прижала к себе ребенка) станет ему братом.
– С чего ты взяла, что она умрет? – удивился профессор; удивился скорее уверенности неандерталки, сообщившей о предполагаемой смерти соплеменницы как о неоспоримом факте.
– Так всегда было и будет, – равнодушно сообщила Рина, – сейчас придет Денат и священным ножом достанет ребенка; а тело Мины сожгут на костре.
Ей, конечно, никто не перевел слова доктора Брауна; Алексей Александрович на всякий случай уточнил у британца:
– А что, Энтони, молодая мама жива?
– Живее всех живых! («Почти как Ленин», – машинально усмехнулся профессор), распахали ей живот конечно прилично – пришлось делать кесарево сечение. А как иначе – такой богатырь родился! Ну ничего – через пару недель выпишем домой.
– Которого у нее еще нет, – пробормотал Романов.
И тут пронзительным басом возвестил о своем появлении на свет, а также об изменении статусов и имен «высших» неандертальцев, сам герой сегодняшнего вечера. В двери фургона опять показалась усталая Таня-Тамара; она улыбнулась мужу и тут же грозно нахмурила брови, когда мимо нее попыталась прошмыгнуть Рина.
– Куда в грязной одежде? Не пущу!
Ожерелье до сих пор висело на шее неандерталки и она повернула лицо, заполненное отчаянием, к профессору. Тот уже начал лихорадочно подбирать слова для юной дикарки, но, как оказалось, их уже успел подобрать командир. Кудрявцев отобрал у Алексея Александровича второе ожерелье и, взяв за руку Рину, подвел ее к Зине Егоровой.
Профессору оставалось только наблюдать, как меняется выражение лица Рины – ужас и резкое отрицание сменили покорность и повиновение. Ее рука тем временем переместилась на ладонь поварихи и полковник повернулся к своему заму по продовольственной части: