Дома стены помогают

— Еще какие! — подхватил Федя. — Можете себе представить, оказалось, и в самом деле аппендицит, горяченький, словно калач на огне. Витя пошел на аппендицит и вдруг увидел — инфильтрат в толстых кишках, пришлось и его слизнуть начисто заодно…

— И как ваша подруга, поправилась?

— На третий день уже встала. С тех самых пор все у нее как будто бы нормально.

— Наверно, она боялась операции, — сказала Майя, — шутка ли, в такие годы — да под нож ложиться…

— Конечно, боялась, — ответил Федя. — А что делать, если надо?

— Вам не было ее жалко?

— Было, — подумав, ответил Федя. — Только ненадолго.

— Почему ненадолго? На больше жалости не хватило?

— Не в этом дело, просто надо было не жалеть, а действовать.

— А вот я поначалу, как поступила в больницу, очень часто плакала, — сказала Майя.

— Почему? Слезные мешки засорялись или еще почему-либо?

— Какие там слезные мешки! Просто всех жалко было, всех без разбора. Утром войду в палату, гляжу, этот смеется, чего-то там рассказывает, может быть, анекдот, а я-то знаю, ему жить с гулькин нос осталось, в самом разгаре саркома обеих почек, а этого надо завтра к операции готовить, а вот тому цистоскопию, и он ее до ужаса боится, ночи не спит…

— Послушайте, — перебил Федя. — Я же вам чаю обещал — совсем из головы вон!

Ринулся на кухню, снова вбежал в комнату.

— Оказывается, соседи догадались, двинули на огонь мой чайник, скоро вскипит…

— Я люблю очень крепкий чай, — сказала Майя.

— Я тоже, — сказал Федя, выходя опять из комнаты.

Потом он принес чайник, исходивший паром, поставил на стол сахарницу, молоко в стеклянном кувшинчике, вазочку с рассыпчатым восточным печеньем. Налил Майе в стакан огненно-горячий, крепко заваренный, почти черный чай.

— Прошу, — сказал, — как говорится, не погнушайтесь.

— Чего там гнушаться? — ответила Майя, жадно отхлебнув чай и отдергивая то одну, то другую ногу, обжигаемую горячими радиаторами.

— Вы, видно, умеете хозяйничать, — сказала Майя. — У мужчин это встречается нечасто.

— Я привык, — ответил Федя. — Живу один, рассчитывать не на кого.

Подвинул ей вазочку с печеньем:

— Попробуйте, очень вкусно.

— Еще бы! — сказала Майя.

Он молча поглядел на нее. Потом спросил:

— Давайте будем на «ты»?

— Давайте, — ответила Майя, он поправил ее:

— Стало быть, давай!

Помолчали немного. Он начал первый:

— Почему ты работаешь в нашей больнице? Какой-нибудь знакомый человек порекомендовал?

Майя скривила губы:

— Какой знакомый человек. Я же никого в Москве не знаю, кроме тетки.

— Как она к тебе? Ничего?

— Лучше не бывает, — усмехнулась Майя. — Я у нее остановилась, когда в Москву приехала, я хотела поступить в театральное училище. Она мне тогда сказала: на недолго можно, а после как знаешь…

— Ты что, хотела стать артисткой? — удивленно спросил Федя.

— Ужасно хотела, спала и видела себя на сцене, только ничего не вышло!

— Почему?

— Я на экзамене провалилась. Мне дали этюд сыграть, «Разлука». Говорят: представьте, что вы расстаетесь с любимым человеком навсегда, покажите, как вы с ним прощаетесь?..

— И как же ты прощалась? — с интересом спросил Федя.

— Как умела, — отрезала Майя, ей почудилась насмешка в Федином голосе, глянула на него, его глаза из-за очков смотрели на нее с серьезным ожиданием, и она смягчилась.

— Конечно, — продолжала Майя, — со стороны себя трудно увидеть, мне казалось, что я очень грустная, вся подавленная и расстроенная, но это только мне, видно, казалось…

Оборвала себя. Стоит ли рассказывать обо всем? Ведь до сих пор совестно вспомнить, как она закатывала глаза кверху, протягивала вперед руки, грустно поднимала брови, все это должно было означать нестерпимые душевные муки, но тут она услышала — у нее был очень тонкий слух, — как немолодая седая дама, сидевшая возле председателя приемной комиссии, негромко сказала:

— Девочка, очевидно, по натуре очень жизнерадостна…

— Безусловно, — согласился председатель, знаменитый артист, его, наверное, вся страна знала. — Безусловно, жизнерадостность налицо, а вот сценические способности…

Он не докончил, слегка улыбнулся, а Майя остановилась, словно бы ее разом отрезвил этот барственный, с красивыми бархатными переливами голос, закрыла лицо руками и вдруг стремительно побежала к дверям.

— Я тогда весь день ходила по улицам, — сказала Майя. — Ходила и ругала себя ужасно, просто избить себя хотелось, тоже мне, звезда сцены, в театре играть ей надо, на меньшее не согласна…

Ему подумалось, что ей, должно быть, до сих пор тяжело вспоминать о своем провале.

— А по-моему, ты талантливая, — сказал он. — Достаточно было сегодня на тебя поглядеть…

— Не знаю, — сказала Майя. — Может быть, ты и прав…

— На все сто, — уверенно заявил Федя. — Так что же было дальше?

— Пришла я к тетке уже поздно вечером и такая была, наверное, несчастная, что даже ей меня жаль стало. Она мне говорит: «Плюнь, не все артисты хорошо живут, иные до того маются…»

И стала мне всякие примеры приводить, а я не слушаю ее и плачу. И думаю: ну как же это они могли посчитать меня жизнерадостным человеком? Какая я жизнерадостная? Да ни настолечко!

— А как ты к нам в больницу попала?