Домашняя работа.

Вашего ребенка продают в рабство — и никакого протеста? Странно. Лиле пришел на ум только один вариант ответа. Когда все запуганы до истерики. И вякнуть боятся.

Может быть войско и пригодится?

Вообще‑то из бесед с пастером Лиля знала, что личная дружина сейчас не приветствовалась. Так, по чуть — чуть. Раньше у каждого феодала было и свое войско в несколько сотен человек (доходило и до тысячи), и он должен был его одеть — обуть — вооружить — времена ушли в прошлое. Сейчас же человек сорок — пятьдесят хватало за глаза.

Дом охранять, господина сопровождать… и вообще — больше всего эти товарищи подходили под определение 'тыловая крыса'.

Почему в Иртоне и того не было?

Как объяснил пастер, раньше тут люди были. Но примерно полгода как Эдор всех разогнал.

Зачем? Помилуйте, ваше сиятельство, сам ума не приложу.

Лиля тоже никак не могла сообразить. Само состояние ей напоминало старую шутку 'Душа у меня нежная, трепетная, чуткая… чую — дерьмом пахнет'.

Вот и Лиля чуяла то же самое.

Но объяснить пока не могла. Нет, старост надо бы пригласить, побеседовать.

***

Из письма…

Господин, корова назвала в поместье тучу вирман. Она жива, здорова и отлично себя чувствует. Подобраться к ней нет возможности. Я приложу все усилия, но не могу гарантировать успех.

***

— Лиля!

Просыпаться приятно. Но не когда у тебя на животе сидит тяжеленький ребенок. Еще и подпрыгивает.

Пришлось поймать и потискать.

— Мири, у тебя совесть есть?

— Есть.

— Ты зачем меня так рано разбудила?

— Хотелось. А ты долго еще валяться будешь?

— Нет. Сегодня встаю. Так что иди, умывайся, я тоже умоюсь — и пойдем завтракать. Идет?

Мири соскочила с кровати. Но неудачно. Задела ногой об столбик и на всю спальню прозвучало:

— …! …!!!

Лиля охнула.

— Мири, ты где этого набралась?

— а ты вчера…

Женщина едва не взвыла. Вот так, дорогая подруга. Это вам не мединститут. Там матом иногда разговаривали, особенно в морге. А тут… а тут с тебя взял пример ребенок. Можешь собой гордиться, обучается девочка успешно.

Только не тому.

— Мири…

— Лиля, а что такое …?

Лиля представила, как она будет объяснять про производные мужского рода от женских половых органов и едва не застонала.

— Мири, это плохое слово.

— Но ты же его говорила?

— Да. Но мне тогда было плохо. А если хорошо — его употреблять не надо, договорились?

— почему?

— Потому что папа не одобрит. И молодая девушка не должна выражаться, как грузчик, которому на ногу комод уронили.

— А что такое комод?

Лиля почесала нос. А ведь правда… комодов она тут пока не видела.

Ладно, разберемся.

— Это я потом расскажу. А пока — одеваться. И не выражаться.

Мири унеслась за дверь. А Лиля грустно вздохнула. Придется сдерживаться. А вообще — к Марии Рейхарт, что ли, походить?

Авось манеры какие привьют? Потому как… история прошла мимо девушки.

Лиля вообще была откровенным нелюбителем исторической литературы. Вот про медицину — это наше все. И про жизнь знаменитых врачей она читала. Но просто так?

Уж извините. Некогда.

Аля Скороленок была слишком подвижным ребенком. А частые переезды отца тем более не способствовали получению качественных знаний.

Поэтому из литературно — романтического багажа были 'Анжелика', 'Унесенные ветром' и 'Марианна'. И — всё. Романы были не слишком интересны. Нет, она что‑то читала, но предпочитала детективы. Конан Дойл, Агата Кристи…

Короче, знаний по этикету у вас, дорогая графиня, ноль. Без палочки.

А вспомнив ту же Анжелику — не так поклонишься — без головы останешься. Это красивым бабам многое позволено. А ты у нас пока…

Лиля сползла с кровати и открыла зеркало.

Нет, сейчас уже намного лучше. И лицо начинает худеть, и видно уже, что есть не только щеки, а еще и скулы, и складочки потихоньку уменьшаются…

Но пока еще — ее очень много. Навскидку Лиля дала бы себе от девяноста до ста килограмм живого веса. Ну, все уже не сто двадцать.

Лиля крикнула служанке, умылась, оделась — и отправилась вместе с Мири на завтрак.

Мири попыталась подражать Лиле в плане овсянки, но потом все‑таки разбавила себе кашу медом и молоком.

— Так вкуснее!

Лиля не стала спорить.

— Понимаешь, мне нельзя…

— Почему?

— Потому что меня пока слишком много для хорошего человека…

За завтраком Лиля рассказывала девочке про основной постулат — можно быть полной. Можно быть ширококостной и крепко сбитой. Но рыхлой и толстой? Лучше не быть. Иначе это основа для заболеваний сердца, сосудов, почек…. а она сейчас именно такая. не мышцы. Жир.

Русские бабы, из тех, кто и коня и избу — были крепкими и упругими. Но не рыхлыми и не жирными. Это путать не надо. Формы у них были шикарные. И Лиля была с такими знакома. Но разница принципиальна. Такую за живот — не ущипнешь. Просто не ухватишь. Пальцы соскользнут. Под кожей ведь не жир, а мышцы, мясо… такие нормально и рожали. А американские страдальцы от гамбургеров… эх, посносить бы все макдональдсы до основания!