То же самое случилось с цесарскими послами на обеде у царя Алексея Михайловича в 1656 г. После чаши, предложенной государем за здоровье цесаря Римского Фердинанда, послы, вышед из-за стола, провозгласили чашу многолетнего здоровья царя. Бояре вышли на средину палаты, ударили государю челом и выпили. «А после того послам, вышед из-за стола, пить было за боярское здоровье, а боярам пить было за здоровье цесаревых думных людей; а послам в то время выходить же. И послы про бояр, а бояре про послов не пили, потому что послы, обрадовався государевы милости, упились пьяны и пошли из палаты вскоре беспамятно. А после стола явить было послам государево жалование – соболи, да говорити речь на отпуске и грамота подать. И послам государева жалования не явлено и речи не говорено и грамоты не дано, для того что послы упились гораздо; а отложен им отпуск до иного дни. А как послы пошли из палаты вон, и по государеву указу провожал послов до кареты боярин Семен Лукьянович Стрешнев; а в карету посадил послов стольник и московский ловчий Афанасий Иванович Матюшкин; а карета была послам для того, что они были пьяни. И после посольского отпуску посылан был к ним потчевать с питьем стольник Петр Шереметев, и приехал назад, совсем не потчевав послов, для того что послы были пьяни».
Четверть царя Федора Алексеевича
Лет за полтораста назад, в 1503 г., посол от короля Угорского и Чешского Владислава Сигизмунд Сантай после обеда у Вел. Князя, угощенный, употчеванный еще на своем подворье, в ту ночь пьян расшибся и за немочью не мог исполнить свое посольское дело даже и на другой день.
Веселые обычаи Петра Великого, которые, по нашему незнанию своей старины, приписываются только ему одному и состоявшие в том, чтобы всеми мерами употчевать гостей как возможно пьянее, принадлежали к рядовым делам старого общежития и в частном и в царском быту. Царь Годунов с той же целью упоил за царским столом ливонских немцев-эмигрантов. Царь Алексей Мих. не один раз упаивал на своих домашних пирах приближенных бояр. Мы теперь рассуждаем об этом как о невозможном насилии, а старинные люди почитали такое угощение особой царской милостью и необычайным пожалованием.
Стол продолжался, смотря по торжеству, по значению гостей, которым делались церемонии, более или менее пышные, более или менее почетные. Обычно сидели за столом около пяти часов. Кобенцель говорит, что они сидели почти шесть часов; но Кардиль замечает, что обед, данный ему, продолжался девять часов. За стол садились в разное время, но обычно часу в первом, иногда в третьем, а иногда и в одиннадцатом, если требовали этого какие-либо особые обстоятельства.
По окончании стола царский духовник или ключарь Благовещенского собора со священниками говорили молитву «Достойно есть» и проч., после которой государь шествовал в свои хоромы, а послы и все гости разъезжались по домам. На другой день, по обычаю, государь посылал спрашивать почетного гостя, которому давал пир, о здоровье. К лицу царского достоинства ходил боярин со стольниками, а к послам обычно их пристав.
Общий обзор кушаний царского стола сохранился в «Росписи Царским Кушаньям» (1610—1613), составленный, по всей вероятности, для новоизбранного московского царя в лице польского королевича Владислава, чтобы ознакомить его с порядками, заведенными в Московском дворце. Подобные перечневые росписи, занесенные и в списки Домостроя XVI ст. и XVII ст, обычно начинали свои описи кушаний с
Ковш, жалованный царями Иоанном и Петром
Кушанья распределялись по порядку мясоедов и постов. Это распределение начиналось Великоденским мясоедом, за которым в этой царской росписи следовал Оспожинский мясоед, начинавшийся с Успеньева дня; далее Филиппов пост и праздник Рождества Христова с Рождественским мясоедом. В течение веков народный быт твердо стоял на своей старине и очень тяжело изменял свои житейские порядки даже и в мелких подробностях, например относительно пищи и напитков. Что ели деды и прадеды, то самое ели внуки и правнуки. Нельзя отрицать, что некоторые кушанья приходили к нам и с Запада (уха Венгерская) и особенно с Востока, как это обнаруживается в названиях таких кушаний, например, котлома, юрма, тавранчук, кундумы, сычуг и т. п., которые могли появиться в русском поварском искусстве в очень древнее время раньше татар и половцев, чуть не от скифов и сарматов. Общий же круг кушаний в упомянутых росписях принадлежит Северной и, главным образом, Московской области.