Домашние правила

– Что? Я умудрился нарушить еще какую-нибудь юридическую процедуру? Вы хотели сказать, что посудачите об этом с судьей?

– Нет, – робко произносит Эмма. – Но какую юридическую процедуру вы нарушили?

– Ох, простите. Я принял вас за… кое-кого другого.

– Очевидно. – (Тишина длится один удар сердца.) – Все ли в порядке с делом Джейкоба?

– Лучше быть не может. Обвинение выполняет за меня мою домашнюю работу. – Мне хочется как можно скорее сменить тему, поэтому я спрашиваю: – Как сегодня идут дела в доме Хантов?

– Ну, отчасти поэтому я и звоню. Не могли бы вы сделать мне одолжение?

Дюжина разных мелких услуг приходит мне в голову, большинство из них очень сильно пойдут на пользу мне самому и моему текущему отсутствию интимной жизни.

– Какое?

– Мне нужно, чтобы кто-нибудь побыл с Джейкобом, пока я выполняю одно дело.

– Какое дело?

– Личное. – Эмма втягивает ноздрями воздух. – Прошу вас.

Должен быть какой-нибудь сосед или родственник, который лучше подходит для этого задания, чем я. Но может быть, у Эммы все-таки нет никого, к кому она могла бы обратиться за помощью. Судя по тому, что я увидел за последние несколько дней, это очень одинокий дом. И все же мне не удержаться от вопроса:

– Почему я?

– Судья сказал, нужен человек старше двадцати пяти лет.

– Так, значит, я вдруг стал достаточно взрослым для вас? – усмехаюсь я.

– Забудьте о моей просьбе, – резко отвечает Эмма.

– Я буду у вас через пятнадцать минут.

Эмма

Мне нелегко просить о помощи, так что вы лучше просто поверьте: если я обращаюсь к кому-то с просьбой, значит все прочие варианты уже испробованы и не принесли результата. Вот почему я не в большом восторге оттого, что буду еще чем-то обязана Оливеру Бонду, попросив его остаться с Джейкобом, пока сама сбегаю на эту встречу. Еще хуже договариваться о ней, это вызывает физическое ощущение поражения.

В среду в банке тихо. Несколько пенсионеров тщательно заполняют бланки депозитов, и одна кассирша объясняет другой, почему Кабо-Верде – лучшее место для отпуска, чем Канкан. Я стою в центре зала и смотрю на плакат с рекламой кредитов на двенадцать месяцев и маленький столик, где лежат сувениры с логотипом банка: плед, кружка, зонтик – это может стать моим, если я открою новый текущий счет.

– Что вы хотите? – спрашивает меня одна из сотрудниц.

– У меня назначена встреча, – отвечаю я, – с Абигейл Легри.

– Присядьте, – говорит женщина и указывает мне на ряд стульев. – Я скажу ей, что вы пришли.

Богатой я никогда не была, да и зачем мне? Нам с мальчиками как-то удавалось протянуть на мои заработки от редактуры и чеки, которые каждый месяц исправно присылает Генри. Нам много не нужно. Мы живем в скромном доме; редко куда-нибудь выбираемся или ездим в отпуск. Покупки я делаю в «Маршаллсе» и местном магазине для экономных, который недавно стал очень популярен у подростков. Бо́льшая часть моих трат уходит на Джейкоба – его пищевые добавки, его терапию, которую не покрывает страховка. Думаю, я настолько привыкла крутиться и урезать расходы, что перестала воспринимать это как урезание, для меня это норма. Но знаете, иногда по ночам я лежу без сна и думаю, что будет, если, не дай бог, мы попадем в аварию и счета от врачей станут космическими; вдруг появится какой-нибудь замечательный метод лечения для Джейкоба, на который потребуются деньги, а у нас их не будет.

Никогда не предполагала, что в моем списке непредвиденных расходов окажутся траты на судебные издержки, в случае если моего сына обвинят в убийстве.

Женщина с крашеными черными волосами и в костюме, который носит ее, а не наоборот, выходит из своего отсека. У нее очень маленький гвоздик в носу, и лет ей на вид чуть больше двадцати. Вот что, вероятно, происходит с юными сноубордистками, у которых начинается артрит коленных суставов, с девушками-готами, у которых от подводки развивается синдром сухого глаза, – они вынуждены повзрослеть, как мы все.

– Я Абби Легри, – произносит она и пожимает мне руку; в этот момент ее рубашка чуть распахивается у ворота, и я вижу краешек кельтской татуировки у нее на шее.

Она заводит меня в свой отсек и жестом предлагает сесть.

– Итак, – говорит Абби, – чем я могу вам помочь сегодня?

– Я хотела поговорить о второй закладной. Мне нужно немного больше наличных. – Произнося это, я гадаю, спросит ли она, на что я собираюсь потратить деньги? А солгать банку в таком случае – это нарушение закона или нет?

– То есть, по сути, вы ищете возможность открыть кредитную линию, – уточняет Абигейл. – Это означает, что вы вернете нам только потраченную сумму.

Что ж, звучит разумно.

– Сколько лет вы прожили в своем доме? – спрашивает она.

– Девятнадцать.

– Знаете, сколько вы должны на текущий момент по ипотеке?

– Не совсем. Но мы получали заем здесь.

– Давайте посмотрим. – Абигейл просит произнести по буквам мое имя, чтобы найти его в компьютерной системе. – Ваш дом стоит триста тысяч долларов, и ваш первый ипотечный залог был на сумму двести двадцать тысяч. Верно?