Домашние правила

Хелен Шарп сообщила мне, что Джейкоба отпустили под опеку матери до слушаний по дееспособности. Она сказала, мол, Джейкоб, очевидно, плохо переносит тюремное заключение. Мы посмеялись над этим. А кто переносит тюрьму хорошо?

Моя работа в качестве детектива состоит в том, чтобы находиться за сценой и смотреть, за какие ниточки дергают кукол. Иногда это означает собирать улики, выбивать ордер на арест, добывать тайную информацию или проводить допросы. Но обычно в результате я упускаю происходящее на сцене. Одно дело – арестовать Джейкоба и отправить его в суд для предварительного заключения в тюрьму, и совсем другое – видеть этого паренька в таком состоянии.

Он совсем не похож на того подростка, которого я опрашивал неделю назад. Неудивительно, что его мать хочет оторвать мне голову.

Она берет сына за руку, чтобы увести, но мы все замираем на месте от едва слышного голоса.

– Погоди, – шепчет Джейкоб.

Эмма оборачивается, лицо ее освещается радостью.

– Джейкоб? Ты что-то сказал?

Вероятно, в последнее время он совсем мало говорил. Парень кивает, губы его беззвучно шевелятся некоторое время, прежде чем из них вылетает следующее слово:

– Я хочу…

– Что ты хочешь, малыш? Я принесу тебе.

– Я хочу посмотреть.

Эмма оборачивается ко мне, брови ее вопросительно приподняты.

– Невозможно, – сухо отвечаю ей я. – Он может оставаться в доме, но не рядом с комнатой.

– Могу я поговорить с вами? – ровным голосом произносит Эмма и заходит в комнату Джейкоба, оставляя сына в коридоре. – Вы имеете хотя бы малейшее представление о том, какой это ад – видеть, как твой ребенок перестает реагировать?

– Нет, но…

– А для меня это во второй раз. Я не могла даже заставить его встать с постели. И насколько я помню, последним, что вы сказали, было «доверьтесь мне». Я доверилась, а вы вонзили мне в спину кинжал и арестовали моего сына, после того как я преподнесла его вам на серебряном блюде. Я считаю, Джейкоб не болтался бы сейчас на волоске, если бы не вы. Так вот, если наблюдение за тем, как вы набиваете свои чертовы коробки его вещами, вернет его в мир живых, тогда, я надеюсь, из простого чувства приличия вы позволите ему это.

К моменту окончания речи глаза Эммы сверкают, а щеки раскраснелись. Я открываю рот, чтобы сказать о правилах проведения обысков и Верховном суде, но меняю намерение.

– Джейкоб? – Я высовываю голову за дверь. – Заходи.

Он садится на кровать, а Эмма прислоняется к дверному косяку, сложив руки на груди.

– Я… гм… просто осмотрюсь здесь, – поясняю я свои действия.

Джейкоб Хант дико опрятный чудак. Один выходной с Сашей, и я долго еще нахожу заткнутые в диван маленькие носочки или топчу ногами в кухне хлопья для завтрака, поднимаю с пола в гостиной книжки. Но что-то подсказывает мне: с Джейкобом такое просто невозможно. Кровать его заправлена по-армейски аккуратно. В шкафу такой образцовый порядок, что можно подумать, он подготовлен для съемок рекламы. Я бы решил, что у парня обсессивно-компульсивное расстройство, если бы не исключения из правила: его тетради по математике, лежащие раскрытыми на столе, просто ужасны – выпавшие листы кое-как вставлены в них, неряшливо исписанные страницы напоминают произведения современного искусства. То же самое относится к доске объявлений на стене, которая переполнена налезающими друг на друга бумажками, картинками, фотографиями. На столе стоят грязные тарелки и кружки.

Прямо напротив письменного стола – маленький столик с перевернутым аквариумом, приспособленным для использования в качестве обкуривательной камеры. Джейкоб замечает, что я смотрю на эту конструкцию.

– С чего ты снимаешь отпечатки пальцев?

– Не отвечай, Джейкоб, – встревает Эмма.

– С зубных щеток, – отвечает он. – С кружек. Однажды мне удалось хорошо снять пальчики с папки из манильской бумаги с помощью магнитного порошка.

Мы с Эммой оба смотрим на него во все глаза. Эмма – потому, что ее сын, вероятно, за последние несколько секунд сказал больше, чем за последние три дня, а я – потому, что есть криминалисты, которые вообще не знают о существовании такого способа снятия отпечатков с пористых поверхностей.

Я беру стоящую у стола мусорную корзину и начинаю рыться в ней. Там лежат несколько черновиков сочинения по английскому, обертка от жвачки. Необычно не само содержимое этой корзины, а то, как оно выглядит: каждый листок не смят в комок, не разорван, а аккуратно свернут в три раза, даже крошечная обертка от жвачки. Мусор лежит стопкой, как выстиранное белье.

Первая вещь, которую я забираю, – это полицейский сканер Джейкоба. Теперь мне понятно, как он оказался на месте гибели обмороженного парня. Рука Джейкоба начинает дергаться немного сильнее.

– Это… это мое.

Эмма кладет руку ему на плечо:

– Помнишь, что я сказала?