Домашние Жучки

— Я знаю, что вы хотите сказать, старина, но уверяю, я это неоднократно проделывал, по всем Соединенным Штатам. — Он откинулся на спинку стула и одарил Мельбу нежным взглядом. — Я внедрял этот проект в таких занюханных городишках, где никому не пришло бы в голову этим заняться. А я приезжал, закладывал фундамент, получал финансирование, и вот вам пожалуйста, все готово. По всем Соединенным Штатам. По всем!

Слова Мистера Далтона, очевидно, довели Мельбу до неистовства. Она уже не просто кивала головой, она истерично трясла ею, да ещё и обмахивалась пухлой ладошкой, словно от всех этих грандиозных замыслов её в жар бросило.

— Ой, ну Далтон — это что-то, правда, Хаскелл?!

— Да-да, конечно.

Хотя это самое «что-то» означало, скорее всего, Полный Дурак.

Я был рад, когда обед наконец подошел к концу. За это время Далтон упомянул слово «захолустье» ещё пять раз, «захудалый» — два, а «занюханный» — один. Если бы Мельба не сидела между нами и не пожирала красавчика страстным взглядом, я бы позаимствовал у Мамаши Джентри мотыгу.

Я вздохнул с облегчением, когда высадился у дверей аптеки. К концу путешествия на заднем сиденье роскошного авто я пришел к выводу, что красная кожаная обивка в салоне красной машины выглядит крайне омерзительно. Ощущение, что находишься внутри сырой телячьей отбивной.

Далтон сдавил мне руку на прощание.

— Рад, очень рад, что довелось поболтать.

Мельба смотрела на меня с ожиданием, и мне пришлось соврать. Снова.

— Я тоже рад, — сказал я.

И был вознагражден улыбкой Мельбы, доверительно продемонстрировавшей пломбы на зубах мудрости.

— Вы старина, колоссальную девушку отхватили, — сказал я и тут же пожалел, что вместо «колоссальную» не сказал «замечательную», но Далтон вроде бы не заметил.

— А то! — ухмыльнулся он и подмигнул Мельбе, которая, как вы догадались, с готовностью захихикала.

Я сбежал от них в аптеку. Спрошу-ка лучше у Элмо, не звонил ли мне кто.

Мой братец стоял за лимонадной стойкой и готовил горячую карамель. Ответ его был краток, но отнюдь не дышал приветливостью:

— Нет.

По крайней мере, это то, что он произнес вслух. Глаза его говорили примерно следующее: «Выметайся из моей аптеки, и больше отвечать на твои телефонные звонки я не намерен.»

Я и вымелся.

У себя в кабинете набрал номер Филлис. На этот раз вместо бесконечных гудков я услышал компьютерный голос, который обычно произносит каждое слово как отдельное предложение. Неправильно. Набран. Номер. Я снова набрал, чтобы убедиться, что действительно не ошибся, но компьютер дословно повторил уведомление.

Это показалось мне странным, но я не стал особо задумываться. В конце концов, принимая во внимание удивительные способности Филлис к болтовне, телефон вполне мог не выдержать и сломаться. Может, он просто перегрелся.

И все же я решил заскочить к ней. Мне действительно требовалось узнать, звонила ли она Верджилу.

И только петляя по бесконечным поворотам и ныряя в ямы на шоссе № 46, я ощутил какое-то беспокойство. Хотя не сразу понял, что это беспокойство, поначалу приняв его за морскую болезнь.

Первое, что я увидел, причалив у крыльца коробки из-под крекера, была ржавая «тойота» Филлис. Но я едва взглянул на машину. Мне стало совсем не по себе. Дело в том, что входная дверь была широко распахнута. Жара стояла, конечно, зверская, но ведь в гостиной у Филлис работал кондиционер — он торчал из окна. Я слышал, как он гудит… Так зачем ей устраивать сквозняк?

Кроме этого гудения не было слышно ни звука. Я слишком долго служил в полиции, чтобы не заметить странного затишья. Имея дело с убийствами, я много домов перевидал, где стояла именно такая мертвая тишина.

У меня похолодело в животе.

Преодолевая сопротивление собственного тела, я продолжал медленно двигаться к входу. Жаль, что не прихватил с собой пистолета. Как правило, я не ношу оружия, если нет крайней необходимости.

Как раз сейчас мне пришло в голову, что в будущем неплохо бы это правило изменить.

Я увидел её, как только подошел к двери. Филлис лежала на полу перед софой в своем дурацком зеленом платье с оборками, головой ко мне, лицом вниз, руки неестественно подвернуты. На спине у неё проступили два страшных, отвратительных красных пятна. В центре каждого пятна виднелся маленький, темный кружок.

Две маленьких дырочки от пуль.

Боже… За восемь лет работы я так и не привык к этому зрелищу. Сердце у меня колотилось, как сумасшедшее, во рту пересохло. Я поспешил к Филлис, но ноги стали ватными и тяжелыми, как две колоды, так что быстро двигаться я не мог.

Но можно было уже не торопиться. Я тронул Филлис за запястье, пульса не было. Глаза у неё остекленели, похоже, она довольно давно так лежала.

На полу рядом с телом я заметил темно-красную лужицу. И кое-что еще. Квадратик бумаги для записей и карандаш.

Я бережно положил руку Филлис на прежнее место. Глупо, конечно. Ее теперь вряд ли волнует, бережно я с ней обращаюсь или грубо. Но мне почему-то казалось, что сейчас особенно важно проявить к ней доброту. Может быть, оттого, что последний, кто видел Филлис живой, этой доброты не проявил.