Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях

Объяри по 5 аршин, камки по 10 аршин: князь Алексея княж Юрьева сына Звенигородского дочери его княжне (пробел). Викулы Федорова сына Извольского дочери ево. Исая (проб.) Квашнина дочери ево. Петра Иванова сына Вердеревского дочери ево. Князь Семена княж Иванова сына Лвова дочери ево княжне. Князь Володимира княж (проб.) сына Волконского дочери ево княжне. Алексея (проб.) Киреевского дочери ево. Отвозил дьяк Федор Казанцев.

И всего им государева жалованья дано четыре зарбава цена им 101 рубль; отласов сорок аршин; объярей 70 арии.; камок 180 аршин [131].

* * *

Из истории царских невест уже достаточно обнаруживается, что страх порчи должен был преследовать личность царицы каждую минуту и на всяком месте. Он отравлял ее счастливые дни излишними и в большинстве случаев пустыми, но тем не менее очень тягостными подозрениями. В ее домашнем быту порча являлась всемогущим страшилищем, из власти которого невозможно было освободиться, не смотря ни на какие предосторожности и строгости, которыми с такою заботливостью старались оградить себя от этого лиха. Но кроме порчи для царицы существовало еще страшилище, отравлявшее ее жизнь, в известных обстоятельствах, быть может еще в большей степени. Имя этому новому страшилищу было «неплодие».

Существо женской личности, возводимой из ничтожества на высокую степень царского сана, заключалось, по понятиям времени, в одном неизменном ее призвании, в чадородии. Царица должна была выполнить это существенное свое призвание, для целей которого она и выбиралась с великою осмотрительностью из целой толпы красавиц. Она должна была дать наследника дарю и царству. В этом заключался главный, основной смысл ее царственного положения. Никакого другого смысла в ее личности не признавали и не сознавали государственные стремления, государственные положения жизни, для которых, поэтому личность царицы являлась полною жертвою. Но должно заметить, что не одни государственные стремления определяли таким образом идею женской личности. На том стояли и стремления родовые. Здесь государственные цели вполне совпадали с целями родовыми, по той причине, что государство, созданное родовою идеею, держалось тою же формою жизни, какою держался и род. В русском древнем обществе, как мы уже говорили, женская личность возвышалась, когда своим плодом чрева доставляла, так сказать, растительное движение роду, когда делалась основою его дальнейшего развития именно в лице наследника роду, придавая тем самым, в образе матерой вдовы, даже общественный смысл и общественное значение своей слабой личности. Наоборот, она принижалась до сироты, до лица бесправного, она теряла настоящий смысл своего существования, если не наделял ее Бог плодом чрева, в котором и воплощался бы корень рода. Бесчадие вообще было несчастием и даже в общественном мнении почиталось не малым зазором для женской личности; но и чады женского пола не приносили родителям и особенно отцу полного счастия. Чады женского пола все-таки упраздняли существование рода; не ими продолжался род; выходя замуж, они терялись в чужих родах; с ними погибало даже имя рода. Только мужской пол был коренем рода, поддержкою, опорою родителей, представителем их общественного значения, их имущественного и нравственного достояния. Вот почему, в старое время, мужья очень нелюбовно смотрели на своих жен, когда не было у них чадородия мужеска пола. Тогда несчастные жены обращались к единому утешению, к усердной молитве. С великим плачем и рыданием до исступления ума, как говорят различные сказания о таких обстоятельствах, они молились дома и в церквах, да подаст им Господь «прижити чадо мужеска полу». Очень часто и мужья разделяют с ними эту сердечную скорбь, непрестанно молясь вместе с ними, предпринимая обетные путешествия по монастырям к св. угодникам и чудотворцам. Являются многие примеры чудесных действий усердной и умиленной молитвы… Мать Александра Каргопольского Фотиния, оскорбляемая дряхлым мужем за безчадие, который говаривал ей, что стало быть есть в ней «зазор некий, рекше грех», усердно и много раз молится о рождении сына в Кириллобелозерском монастыре, сподобляется святого видения, по которому и исполняется ее благочестивое моление. Таким же образом исполняется моление о даровании сына и матери преп. Александра Свирского Василисе, молившейся о том в Введенском Островском монастыре. Молитвою Александра Свирского дарует Бог чадо мужеска пола некоему боярину Тимофею Апрелеву, который приходил к нему с великим молением и рассказывая свою скорбь, помянул, «что ради безчадия жена моя поносиша была и оскорбляема мною, многажды же и биема от меня бываше». В другой раз «человек некий от града Корельского именем Иаков», — притекает со слезами ко гробу св. Александра, прося, да подаст Бог его молитвами плод чрева мужеска полу и от единого прикосновения к раке преподобного познает в себе силу упования и надежды, что его молитва будет услышана: Через год у него рождается отроча мужеска полу.